— Не за что. Это мой долг. Я все равно больше ничем не могу помочь, — грустно добавил Луи и набрался смелости посмотреть в эти теплые зеленые глаза. Гарри грустно поджал губы, и юноше вдруг захотелось повторить вчерашний вечер, но он одернул себя за такие мысли. Солдат еще раз сжал его ладони, а потом сложил в одну и тут же полез за чем-то в карман. Он достал оттуда большую плитку шоколада и вложил ее в раскрытые руки.
— До свидания, — улыбнулся он, осторожно сжав пальцы Луи, чтобы тот не выронил сладость. Юноша кивнул и улыбнулся, все еще оставаясь на месте, когда Стайлс развернулся и бегом догнал уходившего капитана. Он видел, как Мари остановила его и что-то шепнула ему на ухо, отчего Гарри удивленно вскинул брови, но тут же кивнул и странно посмотрел на Луи, что тому стало слишком жарко и неуютно.
Томлинсон, все еще сжимая в руках плитку шоколада, вернулся в здание госпиталя, Мари забежала следом за ним. Теперь еще несколько коек стали пустовать. Но на этот раз врач был даже рад этому.
Он долго смотрел на сладость на столе, пока набирал лекарство в шприцы. Серебряная фольга красиво блестела на солнце.
— Так, дорогие мои, — громко позвал Луи, привлекая внимание. — Надеюсь, все готовы к самым больным уколам на сегодня. Те, кто героически вытерпит все, получит кусочек шоколадки в качестве приза.
Все тут же радостно засвистели, и Томлинсон почувствовал приятное тепло в груди. Мари не осталась в стороне, и, когда дошла ее очередь получать крохотный кусочек, она спросила:
— Откуда?
И ни капли не удивилась, когда Луи, улыбаясь, ответил, что от Гарри.
***
Луи с грустью посмотрел на календарь на столе и оторвал от него еще один лист. 22 мая 1940 год. Как быстро летело время. Он надеялся, что однажды так же посмотрит на дату и улыбнется, потому что война наконец закончится.
И все же раненых поступало все больше и больше. Пошел слух, что отступавшие английские войска бегут к ним в город, чтобы скрыться тут. Луи никогда не был эгоистом, но ему действительно этого очень не хотелось бы. Он не мог объяснить, почему, просто у него было плохое предчувствие.
Сегодня они похоронили еще троих человек. И их койки вновь заняли новые солдаты. Это был бесконечный круговорот и больше напоминал адские круги. Он бы давно сошел с ума, если бы не Стайлс, который прибегал к нему тайком от командира по вечерам. Томлинсон не знал, правильно ли он сделал, что позволил ему пройти через ограждения и стены, что защищали его хрупкое сердце, но он просто хотел чувствовать, что живет не зря, что он нужен не только тяжело раненым, что, несмотря на то, что в начале войны он потерял всю семью, он все еще любим и может любить сам.
Это было как наваждение. Он так и не понял, когда Гарри стал для него смыслом жизни, когда начал заставлять забывать, в какое страшное время они живут, и наполнял каждый новый день яркими красками.
Это случилось само собой, постепенно. Просто однажды настойчивые ухаживания Стайлса дали свои плоды. И Луи не хотел думать, что будет завтра, ему хотелось жить одним-единственным днем, когда ярко светило солнце, когда все было относительно спокойно, чтобы с наступлением темноты вновь встретиться с самым важным для него человеком.
После того как Найла перевели в город, Гарри не мог под предлогом проверить друга срываться в госпиталь. Он так же ждал встречи, как и Луи. Он просил своих товарищей прикрыть его, уходил после отбоя и каждый день в течение последней недели приходил в одно и то же время.
Но сегодня он опаздывал, и Луи начал нервничать, пока сливал грязную мыльную воду после стирки белья. Мокрые простыни лежали в тазу недалеко от протянутых от одного дерева к другому веревок, пока врач относил ведро обратно внутрь. Захватив пару деревянных прищепок, он поднял один пожелтевший и протертый пододеяльник и перекинул его через веревку, расправив и закрепив, чтобы ночью его не сдуло ветром. Так он развесил еще насколько комплектов постельного белья, поджимая губы оттого, что пятна крови, как бы он ни пытался их отстирать, не выводились. Он потянулся за наволочкой, как замер, увидев под едва не достававшей до земли простыни пару начищенных сапог. Луи тут же сдвинул в сторону белую мокрую ткань и оказался в крепких теплых объятиях
Гарри все-таки пришел. Он опоздал, но все равно пришел, как и обещал.
Холодными и влажными руками Томлинсон обнял его в ответ, губами коснувшись легкой ссадины на скуле. Он немного поежился, когда шершавые, но нежные теплые губы поцеловали его в шею, и тут же отстранился, заглядывая в отчего-то грустные зеленые глаза.
— Что-то случилось? — тревожно спросил Луи, но теперь пухлые губы коснулись его собственных, тонких и поджатых.
— Все хорошо. Мне просто нужно было убедиться, что ты в порядке, — улыбнулся Гарри, но на его щеках не было очаровательных ямочек, поэтому Томлинсона его ответ скорее насторожил еще больше, чем успокоил. Солдат вновь потянулся к нему за поцелуем, но врач отвернулся и аккуратно выпутался из сильных рук, продолжив развешивать белье.
— Если что-то серьезное, лучше скажи мне сразу, — попросил Луи, и Гарри помог ему повесить простыни.
— Ладно, — выдохнул он и взял в свои руки его холодные ладони, большим пальцем рисуя на внешней стороне круги. — Меня задержал командир. И я не уверен, что смогу прийти к тебе завтра, послезавтра или вообще в ближайшие дни. Немцы все ближе, и нам придется помогать отступающим частям войск, чтобы защитить город. — Луи дернулся и тут же замер от страшных слов Гарри. Ему это не нравилось, особенно это липкое чувство страха в груди. — Но все будет хорошо, — улыбнулся он, чтобы хоть как-то взбодрить возлюбленного, и на щеках вновь появились ямочки.
— Обещаешь? — тихо прошептал Луи, чувствуя, как растет в груди этот отвратительный ком страха, что парализовал почти все его тело.
— Обещаю, — выдохнул Гарри и обнял врача, поглаживая его спину через белую ткань халата, но даже так юноша в его руках казался маленьким и хрупким. Солдат только крепче сжал объятия, прижав его к груди и губами коснувшись виска. И ему как будто стало немного легче, когда его тоже обняли в ответ и тонкие пальцы скреблись по грубой пыльной ткани зеленой формы, пытаясь прильнуть как можно ближе, если это возможно было сделать.
Гарри стоял с закрытыми глазами, не желая прерывать этот чудный спокойный момент, который хоть на несколько секунд позволил им забыть, что вокруг идет война. И он все же открыл глаза, почувствовав на своих губах легкое теплое дыхание, и встретился с немного тревожным, но все же любящим взглядом голубых глаз. Теперь же Стайлс мог с легкостью сказать, что в тот раз он не ошибся, когда принес Луи букет васильков, потому что цвет маленьких ярких цветочков действительно совпадал с цветом его глаз.
Молодой человек наклонился и сократил то ничтожное расстояние между ними, легко и ненастойчиво коснувшись его губ. Это был все тот же невинный поцелуй, что и всегда, но Луи обнял его за шею и притянул ближе, позволив губам чуть приоткрыться, и вновь выдохнул. Гарри мог вечно пить его дыхание, если бы у них было время, и он просто прижал его к себе за талию, позволив себе небольшую вольность, лизнув теплые и сухие, потрескавшиеся губы.
Этот поцелуй не был похож на все те предыдущие, он был более страстным, но не позволял переходить за все еще существовавшие между Гарри и Луи рамки. Им просто нужно было еще хоть что-то, чтобы почувствовать, насколько они нужны друг другу в такое страшное время. И Томлинсон знал, что теперь у него есть человек, который всегда будет рядом, что бы ни произошло. А Стайлс был абсолютно уверен, что теперь у него появился тот, кто будет ждать его, даже если война их вновь раскидает по разным уголкам планеты.