Через год, когда закончится мой академ, который Северов буквально заставил меня взять. Если закончится.
Мягкая беличья кисть с легким шорохом распределяла алую краску по контуру лепестков роз. Сейчас я смочу ее в воде и растяну цвет, чтобы добиться легкого градиента… или нет.
Большая соленая капля плюхнулась прямо в центр бутона, смешав границы лепестков и я выронила из рук кисточку, тут же усыпавшую весь рисунок алыми каплями.
— Черт! Черт! Черт!
Но вместо того чтобы взять салфетку и спасти его, вдруг закрыла лицо руками. Только сейчас поняла, какое оно мокрое и будто бы не мое. Застывшее, холодное, липкое от слез.
— Да пошло все! - крикнула громко, оттолкнув от себя журнальный столик, на котором пыталась рисовать.
Стакан воды, краски, бумага - все полетело к моим ногам, испачкав красным белую кожу ступней.
Словно кровь - пришло мне в голову. И я будто в трансе приподняла ногу, разглядывая, как жирные красные капли потекли по ней, оставляя извилистые дорожки.
Все так.
Кровь на моих ногах. Которыми я прошла по трупам, оставленным Северовым. Из-за меня.
Дядя Саша… хах. Какой он мне теперь дядя Саша? Это так странно… когда думаешь, что знаешь человека, а потом он делает что-то… и становится для тебя совершенно другим. Незнакомцем, которого ты видишь впервые.
И он не виноват. Это я не видела правды. А мама видела. Но молчала. Почему?
Щелчок чьих-то пальцев наверху - и вот, я уже живу другую жизнь. Свою третью жизнь. Интересно, сколько их у меня? Девять, как у кошки или… это последняя?
Моя первая жизнь закончилась за месяц до одиннадцатого дня рождения.
Родители хотели что-то отпраздновать, собирались забрать меня из школы раньше… но в итоге я прождала их до вечера. Сидела одна в холле школы, ловя на себе сочувствующие взгляды охранника и с улыбкой провожая одноклассников и друзей из параллельных классов. Пока ко мне не подошла завуч и не завела в свой кабинет.
Чтобы рассказать что моих мамы с папой больше нет.
Моя вторая жизнь закончилась в грязном детдомовском туалете, куда меня затащили подпевалы того, кого я считала… не важно, кем я его считала. Он умер для меня, когда решил расстаться со мной таким оригинальным способом - отдав меня своим друзьям. Будто я вещь, будто его собственность. Наигрался и выбросил. А эти дикие обезьяны, со смехом и гоготом затащили меня в сломанный туалет и швыряли в меня отбитой от стен плиткой, заставляя раздеваться до гола. Я поняла, что они не просто хотят посмеяться надо мной или избить, когда Мишка Конусов велел мне снять трусы.
Я была очень худой и ничего женского в моей фигуре еще не было. Мне несложно было снять платье и майку. Я думала, что они просто обсмеют меня, обплюют и погонят по коридору, обзывая грязными словами, как делали с другими детьми, переходившими дорогу их шайке…
Но Мишкин взгляд предрек мне другую историю и я поняла, что не смогу с этим жить.
Залезла на подоконник позади себя. Толкнула оконную раму без защелки и пролетела три этажа.
Моя третья жизнь началась на больничной койке. Из-за слабости я еще не могла открыть глаза, но проснулась от того, что мягкая теплая ладонь касается моей щеки, убирая выбившийся локон. Я думала, что узнала ее… и прошептала.
Мама…
Возможно именно это и определило мою дальнейшую судьбу.
Нет, разумеется, таких чудес не бывает, и моя мама не ожила для того чтобы помочь мне поправиться. Но та рука все же принадлежала моей маме. Моей второй маме.
Ею стала медсестра, ухаживавшая за мной. Нина Игоревна Никонова. Женщина с большим сердцем, в котором, так же, как и в моем, жило горе.
Горе… возможно, именно этот страшный яд в наших венах и сблизил нас настолько, что едва встретившись, мы стали настоящей семьей.
У мамы Нины не могло быть своих детей. Причиной тому был выкидыш, заставивший врачей побороться за ее жизнь и принять нелегкое решение об удалении матки. Но, к сожалению, как и мне, не только это испытание было уготовано ей судьбой. Муж бросил Нину Игоревну, спустя несколько лет после случившегося. Ушел к другой женщине, которая смогла родить ему двоих сыновей.
И ей бы забыть его, своего бывшего мужа, но мама не могла.
Позже, когда мне будет восемнадцать, она расскажет мне о том, что в тот день, когда я поступила в ее отделение, хотела покончить с собой.
Маленькая, грязная детдомовка - так меня называли между собой другие медсестры. Сломанные ноги, сотрясение, ушиб внутренних органов и разрыв селезенки… мне нужен был круглосуточный уход и очень много внимания, а они не очень-то хотели возиться со мной, считая к тому же наркоманкой. Их можно было понять, ну какой нормальный ребенок выйдет в окно в одном нижнем белье?