— Да я сама вечная мерзлота во плоти, — зачем-то оправдываюсь я, хотя и сам понимаю, насколько жалко выглядят со стороны подобные оправдания.
— Допустим, — примирительно поднимает руки вверх Олег и рубит следующий вопрос. — Ну и что она сделала?
— Да, сущие пустяки, по сути. Она продала нас. И продалась сама.
— Как это было?
Не знаю как и почему, но неожиданно, меня прорывает. Гнойник, нарывающий три с половиной года, вскрылся. И всё говно, что там варилось за это время, вдруг попёрло наружу. Я принялся говорить, сбивчиво и путанно, начиная с самого начала. И основной посыл был понятен: отношения, которые начались, как забавная игра и попытка приструнить зарвавшуюся учительницу, переросли в нечто большее, чем я вообще мог себе представить.
— Я никогда не зависал на девчонках, Олег. А тут неожиданно понял, что боюсь её потерять. Мой лучший друг отправил её придурочной мамаше откровенные фотографии Вероники со скабрёзными комментариями, а у меня руки тряслись, когда я поспешно сносил их в мессенджере. Боялся ей звонить, боялся услышать, что я кусок дерьма. Но когда вернулся с соревнований, то сразу же сорвался к ней. Элементарно до утра не мог дотерпеть. По балкону к ней полез, лишь быстрее увидеть, прижать к себе и услышать, что между нами всё по-прежнему хорошо. Что непоправимого не случилось, что те сообщения никто так и не увидел, и не прочитал.
— Но ты хоть про травлю, организованную тобой, ей признался?
— Чтобы она тут же меня кинула? Я что на идиота похож? — фыркнул я.
— Погоди, то есть, ты знал, что девчонка подвергается издевательствам со стороны собственной матери и при этом решил ещё сверху ей накинуть?
— Я тогда об этом не знал!
— Ах, ну да, это в корне меняет дело.
— Да, меняет! Потому что, как только я увидел побои на её теле, то тут же решил забрать Веронику жить к себе. Я, наивный олень, думал, что ей будет этого достаточно. Но по факту…
— Что?
— Я, когда узнал от друга, что Вероника взяла у деда деньги, то не поверил ни единому слову. Но и не проверить информацию не мог. Я тут же набрал сраному вершителю судеб, Тимофею Романовичу, и задал вопрос в лоб, а тот и отпираться не стал. Он сказал, что дал бабла не только моей девушке, но и её матери, за понятную услугу — навсегда для меня потеряться. И они обе согласились на это. А потом открылись и дополнительные обстоятельства, доказывающие то, что дед не врал. Мать Вероники заранее успела уволиться из гимназии и забрать оттуда документы своей дочери.
— Ну, хорошо, Яр. Мама, как человек — дерьмо. Это даже не обсуждается. Но с чего ты решил, что и девчонка брала у твоего деда деньги?
— Рафаэль был там, Олег. Он лично видел, как она приняла конверт и как затем стыдливо прятала его за поясом. А потом с этим дерьмом ознакомился и я, когда мне Аммо прислал фотографии, в том числе и того, как быстро Вероника переключилась с одного друга на другого.
Караев от моих слов вздыхает и сосредоточенно трёт лоб, а затем рубит:
— Дичь какая-то. Ты мне всё это время рассказывал душещипательную историю про милую девчонку, которая натерпелась зла от школьных абьюзеров и собственной матери-сектантки. А потом скатился к какой-то мутной истории, где она за здрасти отдаётся твоему другу прямо в салоне его авто.
— Я видел это всё собственными глазами, Олег! На тех фотографиях он трогал её самым похабным образом, а она ему отвечала.
— И он подтвердил, что у них всё было?
— Думаешь, мне это было в тот момент нужно? — сорвался я на рык, не в силах обсасывать то, что и так понятно.
— Ладно, что было дальше?
— А дальше они благополучно свалили из города, а я принялся зализывать раны старым дедовским способом: пошёл по бабам.
Перед мысленным взором тут же восстали картинки давно минувшего прошлого: полуголая Андриянова, развратно потирающаяся об меня сиськами, и я, который просто не мог взять то, что мне предлагали. Меня тогда вытошнило от гадливости к Истоминой и самому себе. А потом я просто вышвырнул Стеф из своей квартиры и нажрался в дугу, стараясь не выть в голос.
Именно с того дня до меня наконец-то начало доходить, насколько сильно меня засосало болото по имени Вероника Истомина. Я думал, что это были лёгкие отношения, где я рулю, а она следует за мной. А оказалось, что я один расхерачился о бетонную стену, влетев в неё на бешеной скорости.
— Хорошо, что она тогда пришла ко мне. Воспоминание её глаз, отражающих весь спектр отрицательных эмоций, до сих пор служат мне своеобразной анестезией.
— Так, стоп! Куда она пришла? — нахмурился Караев.
— После того как Истомина взяла бабло у моего деда и покувыркалась с Аммо, приползла ко мне. Змея.