А потом вот — всё спустил в унитаз в угоду жалкой мести за то, что она меня предала. Когда я понял, что именно сделал, то меня в буквальном смысле вывернуло наизнанку. Хотел причинить боль ей, а в итоге сам же себе пустил пулю в лоб.
Сколько раз за эти годы я корил себя за то, что поступил так низко? Сотни, если не тысячи. Потом вспоминал всё по новой, мариновал себя в этом дерьме и пытался хоть как-то оправдаться перед самим же собой, но не получалось.
Я до сих пор считал себя махровой истеричкой. Я ничего не добился своим поступком, кроме, как доказал всем и каждому, что мне больно оттого, что меня поимели.
Другое дело сейчас…
Со вкусом. С расстановкой. Отжать своё возмездие любой ценой и несмотря ни на что.
Отвис. Всё-таки нашёл в себе силы пройти дальше в квартиру и хапнуть энергетики, которая, кажется, до сих пор была насквозь пропитана Истоминой. Оглядел мебель под белоснежными чехлами и всё-таки прошёл туда, где был обманчиво любим.
Где на стене до сих пор была изображена ОНА.
Сел на кровать и весь растворился в её образе. Тело загудело, как трансформаторная будка.
Опять кома. Глубокая. Из такой уже не возвращаются, но я торчал этот болезненный во всех смыслах квест сам себе. Спустя вечность достал телефон и набрал номер.
— Ярослав? Ты время видел? Ночь на дворе!
— Саныч, скажи, а ты мне глушилку для телефона сможешь достать к выходным?
— Что? Ты обкурился, что ли?
— Нет, я трезв как стекло, — а сам смотрю безотрывно на изображение Истоминой и не могу оторваться.
Какая же она красивая. Была — вау, а стала ещё лучше…
— Смогу. Это всё?
— Да, это всё.
— Мало отец тебя по заднице драл, — буркнул в трубку Чагин и отключился.
А я меж тем улыбнулся и заговорил с той, кто занозой сидела где-то за рёбрами.
— Не хочешь по-хорошему на свидание идти, значит, будет по-плохому. Но будет. И точка…
Ярослав
В ночь решил обратно не ехать. Завалился в отель, но там тоже долго не смог заснуть. Руки потянулись во Всемирную паутину, где всё-таки отыскали страничку той, которая вымораживала до зубовного скрежета.
Повсюду профиль закрыт. Стучаться не стал. А смысл? Всё равно же не пустит. Только полюбовался на аватар с одними лишь губами и всё. Её — сто процентов. Я их знал. Я помнил, какие они были на вкус. Я всё ещё не мог забыть, как это ощущалось, когда они касались моей кожи в районе колотящегося сердца.
И снова накрывает лавиной кипятка. Мочит прямо в низ живота. И мне бы орать в голос, потому что я не хотел её хотеть. Грёбаный парадокс — столько доступных, на всё готовых баб, а у меня бурлит кровь на ту, которая мне больше не нужна.
Сворачиваю к чертям собачьим все окна и блокирую телефон, но, проворочавшись с одного бока на другой минут десять, крякнул и снова полез на просторы необъятного интернета. Нашёл Максимовскую — вот у кого душа была нараспашку. Тут нашлась и Истомина. Скролю страницу с фотками вниз, отматывая время на три с половиной года назад.
Вот она!
Почти такая, какой я её заполнил, но уже за минусом в несколько килограмм. Зачем она их скинула вообще? Её они совсем не портили. Не спорю, сейчас её фигура была мечтой любой девчонки, но и тогда Истомина могла с полпинка зажечь мою кровь одним лишь видом своей шикарной задницы.
Вот она с собаками в приюте и на выгуле: хохочет, тискается. Счастливая… Будто бы не расстреляла живого человека в упор совсем недавно. А я, дебил, ради неё пошёл ва-банк: против семьи, против деда, от его наследства отказался, от претензий на семейные плюшки. Всё в топку бросил, лишь бы она рядом была, а не со своей чокнутой мамашей в котле варилась.
А ей мало было. Всегда!
Смотрю дальше. Не могу остановиться.
Конец первого курса: поездка на море. Рядом с Истоминой трутся какие-то мудаки. Интересно, сколько у неё их было после меня?
Фак!
Вот зачем я в это болото полез вообще?
Второй курс: день рождения Марты, рядом Вероника в обнимку с каким-то очкариком. Ну что за муть? И почему мне от этих фотографий хочется, как минимум, с кого-нибудь снять скальп? Например, как раз с вот этого вот очкарика. Медленно…смакуя каждый его вопль боли.
Третий курс: девичник в стриптиз-клубе у какой-то их совместной подруги. По очереди каждая из присутствующих становится жертвой приватного танца. И Истомина тоже — суёт пятихатку в трусы какого-то перекачанного орангутанга.
— Вот же стерва!
Сорвался с места. Умылся ледяной водой, но легче не стало. Окончательно словил псих и понял, что не смогу сейчас уснуть или усидеть на месте ровно.