— Хорас Гендерсон... не припомню такого имени. Вряд ли, конечно, оно настоящее. Ты заклеймил его?
— Да. Но… — Айк замялся — сознаваться или нет? Но все же решился. — Я поставил клеймо поверх того, которое у него уже было, этого «Р». Не стоило?
К удивлению Айка, отец равнодушно пожал плечами и снял картошку с плиты.
— Выкинь из головы. Парню повезло, да и ладно.
— Повезло?
— Если бы его поймали снова и увидели два клейма, он попрощался бы с головой.
Айк разгладил приказ.
— А почему клеймение, не понимаю? Он чужак, украл впервые... почему не порка?
— Как раз из-за старого клейма, — Эдвард поставил перед сыном миску и устроился напротив, — а вообще клеймение довольно бестолковая штука.
— В каком смысле?
— В самом прямом. Сама-то идея неплоха — ловят человека, скажем, на воровстве, а у него клеймо вора. Значит, наказание должно быть более суровым. Но в каждом городе ставят свое клеймо. И если человек попадается в другом месте, — Эдвард постучал черенком ложки по разложенной на столе бумаге, — никто не может понять, что означает вся эта белиберда.
— И что тогда?
— Да ничего. Назначают наказание с учетом возможно совершенных преступлений, — произнес Эдвард с нескрываемой иронией.
— Но, получается, мы напрасно мучаем людей?
— Ну да. — Эдвард невозмутимо отправил в рот кусок картошки и запил молоком.
Но Айк есть не мог, у него комок стоял в горле.
— И ты так спокойно говоришь об этом?! — запальчиво произнес он. — Надо что-то делать!
— Например?
— Ну... для начала составить список, в каком городе какие знаки используются!
— Так, — с одобрительным любопытством произнес Эдвард, продолжая жевать, — ну а дальше?
— Дальше... наверное, убедить магистраты принять общую систему знаков, чтобы они везде означали одно и то же.
— Неплохо. Позволь только уточнить один момент.
— Какой?
— Как это сделать? Но не в теории, а практически, в жизни. Как?
Айк встряхнул головой и непонимающе уставился на отца.
— Ну... связаться с другими Свершителями... написать им.
— Дивно! И кто же отвезет эти письма?
— Вот это полная нелепость! — сердито заметил Айк. — Я читал, что до Исхода работала специальная служба, которая доставляла письма и даже разные вещи! Отчего ее не возродили?
— Полагаю, людей осталось не так много, чтобы была нужна такая служба. Может, когда-нибудь и возродят, — Эдвард допил молоко и встал, — но пока мы не можем отправить никакого письма. Ни один человек не согласится иметь с нами дела.
— А…
— А сами мы уехать тоже не можем. Такое путешествие — дело долгое и опасное. И у нас есть работа здесь.
Тут Айк не нашел, что сказать. Но сдаваться так просто было не в его характере.
— Ты ведь не запретишь мне заняться этим? — спросил он. — Хотя бы попытаться найти выход.
— Запретить? Я? Упаси Всемогущий! — пожал плечами Эдвард. — Кто я такой, чтобы запрещать кому-то пытаться сделать наш мир лучше?
В последних словах прозвучала такая откровенная издевка, что Айка передернуло.
— Ты же знаешь правила, — произнес Эдвард уже обычным, спокойным тоном, — сделал работу — и распоряжайся своим временем, как хочешь. А теперь позволь, я тоже распоряжусь своим так, как хочу.
Он вышел и поднялся по лестнице на второй этаж. Айк посидел еще немного, в задумчивости кусая палец и глядя на злополучный приказ невидящим взглядом. Потом решительно поднялся, сгреб бумагу и взбежал вверх по лестнице. Прошел мимо мастерской — Эдвард уже снова увлеченно возился с горелкой — и вошел в свою комнату.
На самом деле это была не комната, а чулан, который Айк приспособил для своих нужд. Эдвард держал здесь инструменты и всякий хлам — на стенах висели ржавые мечи, плеть и длинный хлыст, в углу мрачным силуэтом застыло тренировочное чучело из соломы. Не слишком приятное соседство, но Айк впервые жил в собственной комнате и не обращал внимания на такие мелочи.
Он зажег свечи, небрежно бросил приказ на стопку бумаг. Уселся, быстро и ловко очинил перо своим заветным ножом. Расстелил чистый лист бумаги и задумался.