— Брат Лоуренс, как мы тебе благодарны!
Двое подошли к нему, и монаху стало неловко от их благодарности. «Спаси их! Прошу тебя. Господи!» — молился он. Она так хрупка и молода. Он — гораздо опытней. Эта мысль снова наполнила его опасениями. Он-то знал, как мало значит их взаимная любовь. Их семьи сделают все возможное, чтобы погубить этих двоих. Такое уже случалось и прежде.
— Мы мечтали пожениться с того дня, как впервые встретились здесь в день поклонения веригам святого Петра в прошлом году, — говорила она.
«С того дня!» — с ужасом подумал монах.
— Со дня бегства изменника, — подтвердил ее муж.
— Мне кажется, мы его видели, — щебетала она. — Я видела в сумерках переправлявшихся через реку людей. Меня спас тогда мой муж! Бог знает, что они могли со мной сделать. Но он оттянул меня в сторону, пока те не проехали.
Послушник Джон внимательно прислушивался. Заметив это, Лоуренс движением глаз приказал юноше отойти подальше, и тот повиновался. Лоуренсу не хотелось бы, чтобы тот услышал что-то, что ему трудно будет держать при себе. Мальчик и так слишком много знает. Чем меньше соблазн посплетничать, тем лучше.
— Что ты делала там в такое время? — спросил он.
Она чуть покраснела.
— Я была так глупа. Я в тот день увидела Уильяма и решила поговорить с ним. Мы задержались дольше, чем следовало. Если бы не мой муж, я бы пропала!
Она обернулась к нему с такой радостью, что монаху пришлось отвести взгляд. Пока парочка обнималась, он молился за них, сложив ладони и склонив голову. Да, без помощи Божьей им не уцелеть.
— Когда люди проехали, мы увидели призрака. Я испугалась, но муж прижал меня к себе и защитил. Конечно, потом-то мы поняли!
И в ответ на быстрый взгляд монаха она грустно кивнула:
— Да, я рассказала отцу.
Он знаком попросил ее замолчать и отвел в сторону от остальных, однако, когда они закончили говорить, он, осенив ее крестным знамением в знак прощения, покачал головой. Печальная, печальная исповедь. Оставалось только надеяться, что больше ее поступки не причинят вреда.
Служанка девушки, Ависа, стояла рядом с послушником, но монах видел по ее глазам, как мало радует ее венчание госпожи. В них стояла тайная тревога, словно служанка окидывала взглядом их будущее и не радовалась тому, что видит. Кажется, единственный, кто неподдельно восторгался этим браком, был Джон, молодой послушник, застывший с неподвижной улыбкой на лице.
Брат Лоуренс вздохнул. Похлопал Джона по плечу и кивнул в сторону монастыря. Устав их ордена требовал не только повиновения, но и молчания. Монахи направились прочь от поляны, где было совершено и засвидетельствовано бракосочетание, однако на ходу, как заметил брат Лоуренс, Джон обернулся, чтобы еще раз взглянуть на чету новобрачных.
Потом юноша нерешительно пожал плечами.
Лоуренс знал, что у него на уме. Эти двое так счастливы вместе. Однако у старшего монаха невольно мелькнула мысль: «Да, пока они счастливы. Эта молодая женщина — счастливейшая из всех живущих. Но если ее родные узнают… Боже мой! Надеюсь только, от этого не будет беды!»
Канун дня святого мученика Георгия, на суррейском берегу Темзы[7]
Сэр Болдуин де Фернсхилл не любил бывать в этом самом большом городе королевства.
Он довольствовался жребием сельского рыцаря, жил в Девоне и рад был бы никогда оттуда не возвращаться. Здесь же он побывал много лет назад, когда еще принадлежал к числу счастливчиков — почитаемых и уважаемых членов Братства бедных воинов Христовых, или к Храму Соломона, к рыцарям-храмовникам, тамплиерам. Но орден его сгубил этот змей, король Франции Филипп IV, со своим бесчестным лживым прислужником — папой Климентом V. Эти двое в алчной погоне за богатствами ордена уничтожили орден тамплиеров и убили множество верных братьев.
Да, в последний раз сэр Болдуин видел Лондон и Вестминстер более десяти лет назад, когда после разгрома ордена бежал из Франции. Здесь он, в надежде найти кое-кого из старых товарищей, добрался до Темпла. А когда добрался, его постигло разочарование. Не следовало сюда приходить. Прискорбно видеть главную квартиру ордена в Британии в таком небрежении. Там, куда некогда приносили свои прошения ордену богатые и облеченные властью, куда короли приходили за займом, а другие — чтобы отдать свои мирские жизни, сменив их на суровое послушание, бедность и добродетель, — там ныне собирались нищие и крестьяне. По галереям, предназначенным для духовного сосредоточения, шатались пьяные. Больно было видеть этот храм возвышенной веры оскверненным.