И он заиграл снова.
– А в этой мелодии, – продолжала Гён Пхэ, – и грусть, и радость, и глубокое потрясение, и тихая задумчивость. В старину, во время войны, варвары захватили в плен Цай Вэнь-цзи[34], и она на чужбине, в заточении, родила двух сыновей. А когда в конце концов Цао Цао выкупил ее и она возвратилась на родину, то разлучилась со своими детьми. Тогда она сочинила песню и вложила в нее всю свою печаль. В этой мелодии – радость и тоска Вэнь-цзи, которая вновь обрела родину, но потеряла сыновей. Думая о них, она льет слезы в густой траве, тоскует и любуется их портретами. Эту музыку можно слушать, но стоит ли задерживать внимание на переживаниях той, что нарушила верность? Пожалуйста, новую мелодию.
И Ян играет новую мелодию.
– А это «Тоска по родине» Ван Чжао-цзюнь[35]. Она вспоминает прежнего мудрого государя, устремляет взгляд в сторону родины и поет. В свою песню она вкладывает и тоску на чужой стороне, и досаду, и ропот на пристрастие художника. Как говорится, тот талант, который переложил на ноты эту печальную мелодию, еще долго-долго будет заставлять увлажнять слезами красивый воротник. Но ведь это мелодия жен кочевников, песня окраины. Не стоит задерживаться на второстепенных вещах. Возможно, найдется что-нибудь еще?
Ян играет следующую мелодию. Барышня даже в лице изменилась.
– Давно не слышала я этой песни, – молвила она. – Ты, даоска, поистине необыкновенный человек. Это же «Поражение под Гуанлином» – предсмертная песня Цзи Шу-е[36]. Рожденный для подвига, не нашел в ту пору он себе применения и растратил свои силы по мелочам, с пчелиным усердием погрузился в политические дрязги, и, когда в конце концов был окружен на улице Дунши, то, оглядываясь на тень врага, он играл. И удивительно, что нашелся человек, пожелавший выучить эту песню скорби. У меня не хватало духу ее передавать: очень уж печальная. Я думала, она так и умрет. Как говорится, единственная птичка улетела на юго-восток, как же уцелела ее песня? Некому было передавать ее потомкам. Не иначе, душа даосской монахини встретилась с душой Цзи Шу-е.
Ян Со Ю стал на колени и отвечал ей:
– Сообразительность и мудрость барышни не имеют себе равных в наше время. Все сказанное ею полностью совпадает с тем, что я слышала ранее от учителя.
И заиграл снова. Барышня поясняла:
– Темнеют зеленые горы, бескрайни зеленые леса, видны следы бессмертного в пыли. Разве это не «Текущая вода» Юй Бо-я? Должно быть, ты от самого Чжун Цзы-ци слышала эту мелодию. Что ж тут смущаться? Если бы душа Бо-я знала, как ты постигла звук, она не так горевала бы о смерти Чжун Цзы-ци.
И снова зазвучало комунго. Барышня закрылась воротником и, став на колени, промолвила:
– Блестяще! Бесподобно! Смысл здесь в том, что в смутное для всей земли время святой бродил по свету и помогал простому люду. Кто же, кроме Кун-фуцзы, мог сочинить эту песню? Это не что иное, как «Орхидея среди бурьяна». Разве не рассказывает она о вечных скитаниях по Поднебесной?
Ян привстал на колени, подложил в курильницу еще благовоний и снова тронул струны комунго.
– Благородная и прекрасная мелодия, – отметила Гён Пхэ. – Весь мир, все сущее на земле ликует, всё в весеннем цветении. Настолько прекрасна эта песнь, что невозможно дать ей название. Это «Южный ветер» Великого Шуня[37]; как говорится, подул южный ветер и развеял горести народа. Это непревзойденный шедевр! Возможно, ты знаешь и другие мелодии, но мне больше не хочется слушать.
Ян почтительно отвечал ей:
– Слышала я, будто на музыку слетаются девять небесных духов. Я сыграла вам восемь пьес, осталась еще одна. Прошу вас, позвольте мне доиграть.
И, настроив комунго, он стал перебирать струны.
Полилась песня, глубокая и волнующая, она будила в душе человека неясные мечты и желания… Вот за один час распустились во дворе все цветы, кружатся парами ласточки, перекликаются соловьи… Барышня, немного сдвинув брови-бабочки, смотрела прямо перед собой и сидела притихшая. Когда пьеса дошла до того места, где феникс, возвратясь в родные края, радостно кружится, приветствуя новую весну, и ищет себе пару, Гён Пхэ подняла глаза, посмотрела на Яна и тотчас все поняла. Краска прилила к ее щекам, усилие воли отразилось в изогнутых бровях и как рукой смело приветливое выражение лица. Она тихонько поднялась и удалилась на женскую половину.
35
37