Это была и политическая катастрофа. Ли намеревался присоединить Мэриленд к Конфедерации и, одержав решающую победу, побудить Великобританию или Францию признать Конфедерацию. Вместо этого бой Макклеллана под Шарпсбургом и последующее отступление Ли через Потомак наконец-то убедили президента Линкольна издать Прокламацию об эмансипации.
Хотел того Ли или нет, но теперь война уже не сводилась к тому, имело ли федеральное правительство право принуждать Виргинию вооруженной силой, как считал Ли; вопрос заключался в рабстве. Он нечаянно привел к изменению политики, что, по высшей иронии судьбы, было именно тем, чего добивался Джон Браун, совершая набег на Харперс-Ферри.
Глава 9. Слава – Фредериксбург и Чанселорсвилль
"Хорошо, что война так ужасна - мы слишком любим ее".
-Роберт Э. Ли в
битве при Фредериксбурге
Во второй половине дня 17 сентября, когда Ли готовился защищать свой центр и правый фланг от атаки Бернсайда под Шарпсбургом, он снова встретился со своим сыном Робертом. Позднее Роберт описал этот случай:
В составе армии Северной Вирджинии я иногда видел главнокомандующего на марше или проходил мимо штаба достаточно близко, чтобы узнать его и членов его штаба, но у рядового солдата корпуса Джексона во время этой кампании не было много времени для посещений, и до сражения при Шарпсбурге у меня не было возможности поговорить с ним. Во время этого сражения наша батарея подверглась серьезному удару, потеряв много людей и лошадей. Когда три орудия были выведены из строя, нам приказали отступить, и, отступая, мы прошли мимо генерала Ли и нескольких его штабных, расположившихся на небольшом холме у дороги. Не имея определенных указаний, куда идти, наш капитан, увидев командующего генерала, остановил нас и поскакал к нему за инструкциями. Некоторые другие и я пошли рядом, чтобы посмотреть и послушать. Генерал Ли был распущен, вокруг него стояли несколько его подчиненных, курьер держал его лошадь. Капитан Поаг, командующий нашей батареей, артиллерией Рокбриджа, отдал честь, доложил о нашем состоянии и попросил указаний. Генерал, терпеливо выслушав, посмотрел на нас - его взгляд прошел по мне, не обнаружив никаких признаков узнавания, - а затем приказал капитану Поагу взять самых исправных лошадей и людей, укомплектовать неповрежденное орудие, отправить выбывшую из строя часть своей команды на доработку и явиться на фронт для несения службы. Когда Поаг повернулся, чтобы уйти, я подошел поговорить с отцом. Узнав, кто я такой, он поздравил меня с тем, что я здоров и не ранен.
Затем я сказал:
"Генерал, вы собираетесь снова отправить нас туда?"
"Да, сын мой, - ответил он с улыбкой. "Вы все должны сделать все возможное, чтобы загнать этих людей обратно".
Существуют противоречивые версии этой встречи, но поскольку Ли и его младший сын были единственными людьми, которые слышали, что они говорили друг другу, версия Роберта, несомненно, является правильной. То, что Ли в очередной раз не узнал своего сына, не так удивительно, если вспомнить, что генералы-полководцы склонны видеть своих людей в массе, а не в отдельности. Ли был сосредоточен на уцелевшем орудии, а не на чумазых, почерневших от копоти, оборванных артиллеристах, которые его обслуживали, но как только он узнал Роберта, его слова были типичны для него: терпеливые, доброжелательные, твердые. Характерно и то, что он избегал называть врага по имени: это были не "союзные" или "федеральные" войска, и уж тем более не "янки". Он всегда называл их "эти люди" или "те люди", словно не желая признавать тот факт, что он сражается с армией США, его армией, на службе которой он провел большую часть своей взрослой жизни.
Даже в разгар великих событий и тяжелых обязанностей семья Ли не выходила из головы. Два других его сына также служили в армии: Руни, средний брат, командовал кавалерийской бригадой под командованием своего кузена Фицхью Ли; старший, Бу, служил адъютантом президента Джефферсона Дэвиса и жаждал получить боевое командование. Ли внимательно следил за их делами, но тщательно избегал любого намека на фаворитизм. Руни в любом случае был профессиональным военным и первоклассным кавалерийским командиром, который почти наверняка поднялся бы до высокого чина, даже если бы его фамилия не была Ли. Из девочек Энни, Милдред и Агнес остались в Джонс Спринг, в санатории, где умер сын Руни и Шарлотты, а миссис Ли и ее старшая дочь Мэри вернулись в Ричмонд, чтобы выхаживать Руни после опасной болезни - вероятно, брюшного тифа. Ли советовал жене не оставаться там, поскольку к тому времени это была "одна огромная больница... [где горожане] дышали испарениями этого чертога", но миссис Ли последовала совету мужа не больше, чем раньше. Когда Руни стало лучше, она переехала в Хикори-Хилл, к северу от Ричмонда, на реке Памунки, и все еще всего в нескольких милях от линий Союза. Ли, как и многие другие родители, испытал облегчение, когда его дочь Милдред после года уговоров с его стороны неохотно согласилась посещать школу-интернат вдали от опасности в Роли, Северная Каролина, "Академию Святой Марии, крупнейшую церковную семинарию для девочек в Америке эпохи Возрождения", где она будет несчастна и одинока. Похоже, она не завела там друзей, хотя к ней относились как к знаменитости, как к дочери самого известного генерала Юга.