Как бы то ни было, Ли приказал Андерсону возобновить марш, а сам поскакал в сторону Геттисберга. По дороге он, похоже, приободрился, возможно, потому, что перспектива сражения всегда вызывала в нем определенное возбуждение, скрытое под спокойной внешностью - в конце концов, он был солдатом, - а возможно, потому, что он предпочитал быть в гуще событий, а не торчать на Чамберсбург Пайк со своим штабом. Ли не был полководцем, который спокойно сидит в своем штабе, рассматривая карты и разбираясь с сообщениями с фронта; он предпочитал видеть происходящее своими глазами; он был похож на боевого коня из Книги Иова, который "говорит среди труб: "Ха, ха; и ... чует битву вдали, гром капитанов и крики".
Ли не то чтобы наслаждался сражениями - ни один профессиональный солдат не наслаждается ими, - но это была его природная стихия, как и стихия его отца (политическое чутье легкой лошади Гарри Ли никогда не было столь же уверенным, как его мастерство и смелость как солдата); это было то, для чего он был воспитан, чему он был обучен и в чем он преуспел. Что бы он ни чувствовал по мере приближения к Геттисбергу - возможно, он был "встревожен и подавлен" в разговоре с Андерсоном; возможно, даже за мраморным фасадом он ощущал острую тревогу - мы можем быть уверены, что клубы едкого дыма, глубокий огненный грохот артиллерии, безошибочный резкий треск мушкетов очистили его разум и придали сил. Он не хотел этой битвы, не сейчас, не здесь, но теперь, когда она была перед ним, его упорство и воля к победе взяли верх. Те, кто видел, как Роберт Э. Ли выехал из леса на Чамберсбург Пайк и остановил Тревеллера на травянистом холме с видом на поле боя, наверняка почувствовали острое предвкушение победы. Само его присутствие давало уверенность в том, что это не стычка, что здесь, на холмистой местности, с ее аккуратными фермами, зелеными полями и тщательно ухоженными изгородями, под ярким, жарким полуденным летним небом произойдет великое событие. Те, кто находился поблизости, приветствовали его, но Ли был так же равнодушен к приветствиям, как и к опасности: он и Тревеллер просто остановились, а высокий мужчина в сером на красивой серой лошади отстегнул футляр бинокля и поднес к глазам полевой бинокль.
Утро прошло для конфедератов удачно, несмотря на храбрую задержку конных войск Бьюфорда, которые сдерживали две бригады дивизии Хета почти три часа, пока не подоспела пехота I корпуса генерал-майора Джона Ф. Рейнольдса. Бои становились все более интенсивными и многочисленными - А. П. Хилл вводил в бой бригаду за бригадой, которые выходили из Чамберсбург-Пайк на открытое пространство и разворачивались против все более многочисленных войск Союза. До полудня генерал Рейнольдс, один из лучших генералов Союза, был мертв, его сменил генерал-майор Абнер Даблдей; а к полудню федеральные войска были оттеснены с территории лютеранской семинарии на улицы самого Геттисберга. Это было удовлетворительно, но в более широком смысле это было именно то, чего Ли хотел избежать. Части Конфедерации вводились в бой по частям, по мере их прибытия на место, и несли большие потери, не надеясь на решительную победу, поскольку три четверти Потомакской армии все еще находились на марше к Геттисбергу, а у Ли было менее трети его собственной армии.
Мы не знаем, раздражало ли Ли то, что он видел в бинокль, и в какой степени - его самообладание не уступало окружающим. Прямо перед ним - он смотрел на восток - виднелась лютеранская семинария на длинном невысоком хребте, носящем ее имя; за ней, ниже по склону, - крыши города Геттисберга, до которого было чуть больше мили; а к югу от города, неясно различимый сквозь дымку орудийного дыма, - длинный уступ крутой, неровной возвышенности, с каменистыми, слегка поросшими лесом холмами по обе стороны. За возвышенностями к югу от Геттисберга тянулась прямая как стрела Балтимор Пайк, но без кавалерии Стюарта Ли не имел представления о том, сколько федеральных корпусов марширует по ней к городу.
Три из четырех бригад Хета были практически выведены из строя, и Хилл усиливал их так быстро, как только успевал перебрасывать части с Чамберсбург-Пайк. Пока Ли размышлял, что делать, его внимание привлекло движение справа от федеральной линии. Из леса к северу от Геттисберга появилась "длинная серая линия боя", дивизия генерала Роберта Родеса - первый из корпусов Юэлла, шедших на юг по дорогам Карлайла и Харрисбурга и начавших разворачиваться в позиции, которая перекрывала правый фланг федеральной линии. Фримен пишет, что это "не могло бы произойти более выгодно, если бы это случайное столкновение было запланированным сражением", но Ли в то время так не думал. Когда генерал Хет спросил Ли, не лучше ли ему не атаковать, чтобы поддержать наступление конфедератов с севера, Ли ответил: "Нет, я не готов вступать в генеральное сражение сегодня - Лонгстрит еще не занят". Трудно предположить, в каком тоне говорил Ли, или оценить его ярость, но по сути это было то же самое сообщение, которое он передал генералу Андерсону в Кэштауне, но в более короткой форме.
"Но сами боги войны, казалось, были одеты в серое в тот жаркий полдень", - писал Фримен, когда дивизия Джубала Раннего из корпуса Юэлла вышла из леса слева от Родса, образовав серую линию длиной почти в милю, которая огибала федеральную линию к северу от Геттисберга. Теперь у Ли на поле боя было четыре дивизии, что давало ему возможность развернуть оба фланга союзников. Быстро изменив свое решение, Ли приказал выдвинуть вперед дивизию генерал-майора Уильяма Дорси Пендера и приказал начать общее наступление, которое отбросило федералов назад. К середине дня позиции федералов, образовавшие своеобразный выступ к северу и западу от города, рухнули, и войска Союза в беспорядке отступали на возвышенности к югу и востоку от города: Калпс-Хилл, Кладбищенский холм и Кладбищенский хребет. Это была своего рода победа, но не та, к которой стремился Ли. Федеральные войска, пусть и дезорганизованные, теперь удерживали высокие позиции. Поскольку генерал Мид еще не прибыл на поле боя, он приказал генерал-майору Уинфилду Скотту Хэнкоку принять командование и решить, можно ли удержать позиции армии на возвышенности к югу от Геттисберга. Хэнкок не только решил, что это возможно, но и был именно тем человеком, который должен был восстановить дисциплину и подготовить почву для наступления, о котором он знал.
24. Битва при Геттисберге, 2-3 июля 1863 года.
{Битва при Второй Манассе, или Булл-Ран, 30 августа 1862 года, и битва при Геттисберге 2-3 июля 1863 года, с разрешения издательства Simon & Schuster Publishing Group, из книги "Генерал Джеймс Лонгстрит", Джеффри Д. Верт, авторское право © 1993 Джеффри Д. Верт}.
Независимо от того, улыбались ли Ли "боги войны", когда он скакал по Семинарскому хребту в полумиле от города, он оказался в затруднительном положении: хотя он выиграл день, он оттеснил противника от слабой и разрозненной позиции к сильной и сосредоточенной. Конфедераты удерживали хребты к западу от Геттисберга и сам город; противник удерживал два холма и возвышенности к югу от города, а также Балтимор Пайк, по которому беспрепятственно и без угроз текли его основные силы и припасы. Если не произойдет какого-то тактического чуда, их силы могут только быстро расти, несмотря на то, что произошло под Геттисбергом до сих пор.
Окинув взглядом раскинувшийся перед ним пейзаж, Ли сразу понял, что холм Калпа - ключ к разгадке ситуации: он был не так уж высок, имел коническую форму, довольно крутые склоны и был густо заросшим лесом; как и все возвышенности к югу от Геттисберга, он был усеян валунами и скальными выступами, оставшимися со времен ледникового периода. С ее вершины можно было наблюдать за Кладбищенским холмом на востоке и всей длинной грядой от него до двух холмов на дальнем конце, почти в трех милях, а также за Балтимор Пайк, которая проходила между двумя холмами при въезде в город. Было видно, как войска Союза в замешательстве отступают через Калпс-Хилл (Лонгстрит описал их положение в этой точке как "Sauve qui peut", или "Каждый сам за себя"), и захватить его как можно скорее было бы явно выгодно. Люди А. П. Хилла были близки к этому, но сам Хилл был болен - он сказал полковнику Фримантлу, что "был нездоров в тот день", а Фримантл заметил, что Хилл выглядит "хрупким" - необычный способ описать генерала - и доложил Ли, что его люди "истощены и дезорганизованы" после дня отчаянного боя, в котором два корпуса Союза потеряли около 10 000 человек, из которых 5 000 были взяты в плен, а потери Конфедерации были значительными. В Хилле на протяжении всего 1 июля ощущалась некая вялость, которую Стоунволл Джексон не потерпел бы ни на минуту ни в одном из своих генералов, особенно в Хилле, к которому он всегда относился с сомнением.
Фримантлу удалось пробиться сквозь толпу пленных федералов и раненых конфедератов, двигавшихся по Чамберсбург Пайк, и войти в сам город Геттисберг, где бои были очень интенсивными, а улицы были полны "убитых и раненых янки". И он, и все остальные, по-видимому, понимали, что этот день не принес окончательных результатов и требовался заключительный акт, чтобы подтвердить и закрепить с таким трудом одержанную победу Конфедерации на земле.