Даже вопрос о времени в рассказах об этом дне противоречив. Лонгстрит начинает свой рассказ о нем с того, что пишет. "Утром 2-го числа звезды ярко сияли, когда я явился в штаб генерала Ли и попросил приказов", которых не последовало. Возможно, в старости Лонгстрит перепутал время, когда он встал и позавтракал, с временем встречи с Ли. Фримантл, который находился в штабе Лонгстрита и редко не обращался к своим карманным часам, отмечает, что "мы все встали около 3:30 утра,", когда действительно звезды могли "ярко сиять", но только "с первыми лучами солнца", то есть перед самым рассветом, Ли, Лонгстрит, А. П. Хилл, Худ и Хет встретились на Семинарском хребте, откуда их наблюдали сверху полковник Фримантл, австрийский коллега Фримантла в модной форме и с вощеными усиками, а также капитан Шейберт из прусской армии с высоты, сидя на ветке дерева. Наблюдатели забрались на дерево, чтобы получше рассмотреть события дня - как оказалось, очень рано. Лонгстрит и Худ, отмечает Фримантл, предавались "истинно американскому обычаю выстругивать палочки". Фриман считает, что Ли с нетерпением ждал "ветеранов Лонгстрита", но это кажется маловероятным, поскольку если бы Лонгстрит присутствовал, выстругивая свою палочку, Ли мог бы спросить его, когда начнут прибывать его войска. Возможно, Лонгстрит снова привел аргументы в пользу того, чтобы избежать фронтальной атаки и попытаться развернуть противника влево, но если это так, то Ли их отверг.
В любом случае, атака не могла быть предпринята раньше девяти часов утра, поскольку командующий артиллерией Лонгстрита полковник Эдвард Портер Александер не имел своих пятидесяти четырех орудий на поле до этого часа. Что касается пехоты Лонгстрита, то большая ее часть начала разворачиваться уже в 7 утра. Полковник Фримантл, временно сменив ветку дерева на одолженную лошадь, сопровождал Лонгстрита "по части местности" и наблюдал, как он расставляет дивизию генерала Маклауза. Фримантл дал такое хорошее описание поля боя 2 июля, какое только можно найти:
Противник занимал ряд высоких хребтов, вершины которых были покрыты деревьями, но промежуточные долины между этими хребтами и нашими были в основном открыты и частично возделаны. Кладбище находилось справа от них, а слева они упирались в скалистый холм. Силы противника, которые, как предполагалось, состояли почти из всей Потомакской армии, были сосредоточены на пространстве, не превышающем пары миль в длину.
Конфедераты окружили их своеобразным полукругом, и крайняя граница нашей позиции должна была составлять не менее пяти-шести миль. Юэлл находился слева от нас, его штаб располагался в церкви * (с высоким куполом) в Геттисберге; Хилл - в центре, а Лонгстрит - справа.
Он также отмечает: "До 16:45 царила мертвая тишина, и никто не мог предположить, что в этот час такие массы людей и такая мощная артиллерия собираются приступить к разрушительной работе".
Критический вопрос исторического спора, который до сих пор окружает и, вероятно, всегда будет окружать стратегию Ли в Геттисберге, заключается в том, почему он позволил пройти почти восьми часам между моментом, когда основная часть сил Лонгстрита достигла поля боя, и моментом, когда произошла фактическая атака. Конечно, возможно, что если бы атака была предпринята раньше, она могла бы увенчаться успехом, и также, безусловно, верно, что с каждым часом федеральные силы на Кладбищенском хребте становились все сильнее и лучше укреплялись; но задержка не может быть полностью возложена на Лонгстрита, как бы ему ни не нравилась сама идея проведения атаки. Он вполне мог быть "в плохом настроении", как выразился Фримен, но это не значит, что он отказался бы подчиниться прямому приказу, если бы тот был отдан.
Трудно, сопоставляя различные рассказы о том, что произошло в то утро, не прийти к впечатлению, что действия конфедератов были отмечены некоторой двойственностью, сомнениями и растерянностью. Прусский наблюдатель позже заметит, что Ли выглядел "изможденным" и "был не в своей тарелке", а Лонгстрит скажет, что Ли "утратил ту безупречную уравновешенность, которая обычно ему свойственна". Армия зависит от рассудительности и уравновешенности ее командующего, и Ли не показал себя с лучшей стороны в ранние часы 2 июля. Хотя у него была целая ночь на размышления, он все еще сомневался, стоит ли вступать в "генеральное сражение", то есть задействовать всю свою армию, и проводить ли главную атаку справа или слева. Возможно, вид местности, которую теперь занимал противник, заставил его задуматься, как это и должно было произойти, а может быть, он чувствовал себя плохо - несомненно, он понимал, что ни Юэлл слева, ни А. П. Хилл в центре не были столь успешны, как ему хотелось бы накануне, и что командир его третьего корпуса Лонгстрит не проявлял того рвения, которое было у Стоунволла Джексона к смелому фланговому маршу. Все, кто пишет о сражении, и не мало тех, кто командовал бригадами и дивизиями во время него, рассуждают о том, насколько иным мог бы быть исход, будь там Джексон.
Где-то перед 9 утра Ли оставил Лонгстрита и поскакал в крайний левый район, чтобы еще раз поговорить с Юэллом. Того, что он там нашел, было достаточно, чтобы убедить его в том, что основная атака должна быть предпринята справа от него, а Юэлл окажет поддержку. Когда Ли возвращался к центру, Лонг записал его слова: "Что может задержать Лонгстрита? Он должен быть на позиции сейчас". Но на самом деле Ли еще не отдал Лонгстриту приказ; он встретился с Лонгстритом только в 11 утра. От южной оконечности Семинарского хребта до центра Геттисберга чуть больше двух миль, и в этом ландшафте нет ничего сложного или трудного, поэтому кажется странным, что Ли понадобилось более двух часов, чтобы въехать в город, лично убедиться, насколько сильна позиция федералов перед Юэллом, посоветоваться с Юэллом, а затем поехать обратно, чтобы встретить Лонгстрита. До этого момента Ли еще не принял решения о "генеральном сражении" и не решил, что корпус Лонгстрита должен возглавить атаку.
Дав Лонгстриту устные указания, Ли поскакал обратно, оставив Лонгстрита маршировать на позиции. Это заняло неоправданно много времени. Кажется странным, что Ли не призвал Лонгстрита действовать быстро, но это было не в духе Ли. К полудню, в такой жаркий день, что войска "страдали от недостатка воды", до Ли дошли сведения, что федералы перебрасывают войска на Раунд-Топ, то есть расширяют свою линию настолько, насколько это возможно, чтобы не допустить разворота своего фланга.
Ли отнесся к этой новости философски и даже предсказал, что Раунд-Топ будет в его владении к ночи; затем он поскакал по дорожке к ферме Питцеров на Семинарском хребте, откуда открывался вид на город и самую северную часть Кладбищенского хребта, где он встретился с А. П. Хиллом. Отсюда Ли открывался хороший вид на поле боя, но если он беспокоился о Лонгстрите или о том, что время идет, то это было неудачное место.
Полковник Фримантл, который с пользой провел время, искупавшись и съев "множество вишен", вернулся к дереву, где он сидел ранним утром, и заметил, что Ли провел следующие несколько часов, разговаривая с А. П. Хиллом и полковником Лонгом, но "в целом сидел совершенно один на пне" и отправил только "одно сообщение и получил только один отчет". Это, как правило, ставится Ли в заслугу, поскольку он на практике реализовывал свое собственное мнение о том, что мы бы сейчас назвали "рукопожатным" стилем командования; однако генерал Фуллер не одинок в своей критике: "Когда дела идут плохо, - уныло спрашивает Фуллер, - как подчиненные могут изменить план? Они могут только запутать его". Хуже того, Ли не издал ни одного "письменного оперативного приказа"; он полностью полагался на устные распоряжения, которые могли быть неправильно поняты, особенно если их передавал один из помощников Ли, а не сам Ли.
Если главная цель Ли состояла в том, чтобы Лонгстрит провел полномасштабную атаку на левый фланг войск Союза, взял Раунд-Топ и Литл-Раунд-Топ и повернул фланг войск, то ему, возможно, следовало расположиться дальше к югу, возможно, на одном из невысоких хребтов напротив Персикового сада, где Лонгстрит сам занял свою позицию. Вместо этого он выбрал место на расстоянии почти 3 000 ярдов, откуда плохо просматривался корпус Лонгстрита в момент его развертывания. Что касается того факта, что Ли отправил только одно сообщение и получил только один отчет, то, хотя это часто воспринимается как свидетельство его самообладания и хладнокровия, это не кажется лучшим способом управления сражением на фронте протяженностью в несколько миль, даже если учесть идеи Ли о том, чтобы позволить командирам корпусов самим искать пути решения своих проблем. В конце концов, Ли уже знал, что Лонгстрит настроен пессимистично и недоволен, но в течение следующих пяти или шести часов он оставил Лонгстрита одного проводить, возможно, самую важную атаку в истории Конфедерации. Одного присутствия Ли - а также его полномочий перебрасывать войска из центра вправо в момент кризиса - могло бы хватить, чтобы довести конфедератов до вершины Литл-Раунд-Топ, а не только до половины пути к ней.
Дело в том, что Ли привык "ожидать невозможного" от своих солдат. Они никогда не подводили его в прошлом, и сейчас он рассчитывал на их успех, несмотря на отсутствие жесткой командной структуры и хорошо скоординированного плана сражения. Если бы полковник Фримантл не был потрясен выправкой и джентльменскими качествами Ли, он мог бы распознать в этом проявление британской привычки "выкарабкиваться", которая была знакома британской армии вплоть до конца Второй мировой войны, с ее скрытым предпочтением талантливого любителя перед чопорным профессионалом, отказом от "прусской" эффективности и продуманной штабной работы, а также упованием на мужественное личное руководство (Кардиган под Балаклавой) и несгибаемый дух британского Томми (как в первый день Первой битвы на Сомме), а не на тщательное планирование.* Поскольку Ли на самом деле был непревзойденным профессионалом, чья репутация сложилась благодаря блестящей штабной работе на генерала Скотта в Мексике, очевидно, что он импровизировал в ходе крупного сражения. Без Стюарта он все еще не имел точного представления о силах противника, но его обзора с купола в Геттисберге было достаточно, чтобы понять силу позиции Союза на Кладбищенском хребте, и теперь, когда наступила вторая половина дня, он мог видеть через свой полевой бинокль все больше вражеских войск и артиллерии, появляющихся дальше к югу по хребту, и даже в Персиковом саду напротив Лонгстрита, куда генерал-майор Дэниел Сиклз направил часть своей дивизии, игнорируя приказ Мида и создавая выступ, который дал бы Лонгстриту возможность воспользоваться брешью в федеральной линии.