Облегчение Ли оказалось преждевременным, так как вскоре после этого в комнате Кустиса во время проверки был обнаружен спиртной напиток. Это было серьезным нарушением правил, и хотя Кустис и его соседи по комнате отрицали, что знали о том, как туда попало спиртное, все они были арестованы. Ли, что неудивительно, был "глубоко унижен... и расстроен", но, по-видимому, были веские основания полагать, что Кустис и его соседи по комнате невиновны, настолько, что весь их класс пришел на их поддержку, что позволяет сделать вывод, что кто-то, кроме обитателей комнаты, поставил туда спиртное и что кадеты знают, кто это был. Суперинтендант академии довольствовался тем, что поставил Кьюстису восемь порицаний, что равносильно пощечине.
Ли написал своему сыну, "дорогому мистеру Бу", с явным удовольствием, когда узнал эту новость: "Я был в восторге от опровержения в вашем последнем письме того клеветнического сообщения о комнате этих прекрасных кадетов Ли, Вуда и Тернбулла. ... . . Надеюсь, в будущем не будет повода для подозрений. . . . Ваше письмо принесло мне пользу и в других отношениях. В нем говорилось о том, что вы будете служить в цветной гвардии, что вас освободят от службы, что вы будете отдыхать в собственной палатке [кадеты на лето переселяются в палатки]. . . . В нем меня уверяли, что вы освобождены из-под ареста, что вы снова на службе, что вы идете в ногу со временем, что вы не унываете, не ослабляете усилий и не ослабляете воли. Короче говоря, вы будете стоять как вкопанный, с кормом или без корма. ... * Всегда думайте о своем преданном отце".
Трогательная забота Ли о Кэстисе, пробудившаяся, должно быть, в нем самом в годы учебы в Вест-Пойнте и огромного давления, которое испытывает любой курсант первого года обучения - давления, требующего соответствовать, давления, требующего соперничества, давления, требующего успеха, Давление, заставляющее сопротивляться даже самым невинным искушениям, и вера Ли в то, что он "может спокойно и беззаботно встретить все, что мир может ему предложить", лишь бы его дети были хороши и счастливы, заставляют его казаться одновременно более уязвимым и более милым человеком, чем суровая, меланхоличная фигура, которую обычно изображают. Временами он может казаться совершенно диккенсовским, * как, например, когда он пишет о семейном Рождестве. Он, Мэри и дети всегда старались провести Рождество с мистером и миссис Кьюстис в Арлингтоне, и в этом случае Ли говорит: "Мы вернулись домой в среду утром. . . . Дети были в восторге от возвращения [из Балтимора] и провели вечер за придумыванием развлечений на утро. В рождественское утро они пришли к нам еще до наступления дня, чтобы перебрать свои чулки. Милдред считает, что она получила приз в виде новой красивой куклы; недуги Анжелины [Анжелина была куклой Милдред] были так велики, что ее оставили в Балтиморе, и это новое сокровище было совершенно неожиданным. Пирожные, конфеты, книги и т. д. были совершенно забыты в ласках, которыми она ее одарила... . . Руни получил среди своих подарков новую пару ботинок, которую он особенно хотел, а девочки, я надеюсь, были в равной степени довольны своими подарками, книгами и безделушками. . . . Твоя мать, Мэри, Руни и я пошли в церковь, а Руни и близнецы [посетители] катались на коньках по каналу, причем Руни взял с собой для этой цели свои коньки. . . . Мне нет нужды описывать вам наши развлечения... а также индейку, холодную ветчину, пудинги, пироги с фаршем и т. д. на ужин".
Радость Ли от того, что его окружает семья, с лихвой компенсирует его постоянные увещевания и подробные советы даже самым маленьким членам - ведь он суетился и подталкивал их, и в эпоху, когда образование девочки не казалось большинству родителей таким же важным, как образование мальчика, он призывал своих девочек преуспевать в учебе с такой же твердостью, с какой призывал Кэстиса в Вест-Пойнте.
Тем временем строительство форта Кэрролл замедлилось. Конгресс неохотно выделял средства, и в марте 1851 года он покинул заседание, не выделив никаких ассигнований на продолжение работ. Как заметил начальник Ли, бригадный генерал Тоттен, "для обеспечения быстрого... прогресса не требовалось ничего, кроме регулярных ассигнований", но они не поступали, возможно, потому, что политические антенны Тоттена были не столь чувствительны, как у его предшественника, а возможно, потому, что никто в Конгрессе не воспринимал всерьез возможность возобновления британского наступления на Балтимор. Возможно, Ли, как инженеру, было больно от того, что он так и не смог довести до конца ни один из огромных проектов, за которые он отвечал, - его перевели на другую должность еще до того, как его работы на острове Кокспур, в Сент-Луисе или в Нью-Йоркской гавани были близки к завершению, - но весной 1852 года, когда он был занят забиванием свай и укладкой бетона, он получил письмо от бригадного генерала Тоттена с предложением принять командование в качестве суперинтенданта Американской военной академии. * На первый взгляд, все говорило в пользу этого назначения, за исключением того, что оно отдаляло Мэри Ли от ее родителей и дома в Арлингтоне. Должность суперинтенданта академии была престижной и находилась в центре внимания общественности; она предполагала "красивый дом", полный штат сотрудников и прямой доступ к Военному министерству; кроме того, это позволило бы собрать всю семью Ли в одном месте, поскольку Кьюстис все еще был кадетом.
Учитывая, с какой тщательностью Ли следил за образованием собственных детей, удивительно, что он не был "доволен". Фримен объясняет это скромностью Ли и его убеждением, что "ему не хватало опыта для этой должности". Правда, в течение многих лет Ли постоянно отвечал на любую форму продвижения по службе протестом, что хотел бы, чтобы для этого был выбран "более опытный человек"; возможно, это была скромность или просто формула вежливости, но можно также предположить, что нежелание Мэри Ли променять Виргинию и Мэриленд на три или четыре года в нижней части долины Гудзона могло сыграть важную роль в попытке Ли отказаться от этой чести. Признаком того, что это был не просто мягкий формальный протест, является то, что Ли ответил на письмо в тот же день, когда оно было получено - очевидно, никаких душевных терзаний не было. По меркам Ли, его ответ генералу Тоттену был кратким и точным: "Я с большим сожалением узнал о решении военного министра назначить меня на эту должность, и боюсь, что не смогу оправдать его надежд в управлении учреждением, требующим большего мастерства и опыта, чем у меня есть".
Интересно, что, отказавшись от назначения, Ли, похоже, не поехал в Вашингтон и не навестил своего старого товарища по оружию времен Мексиканской войны, чтобы привести аргументы в пользу выбора кого-то другого; в конце концов, Тоттен восхищался Ли и любил его, а Вашингтон находится всего в тридцати девяти милях от Балтимора, даже в те дни не более часа езды на поезде ("вагоны", как их тогда называли). Ответ, вероятно, заключается в том, что Ли, с его врожденным чувством долга и послушания, был готов написать официальное письмо с возражением против назначения, но не более готов лоббировать сохранение своей нынешней должности, чем лоббирование повышения.
Ли пришлось ждать всего десять дней, чтобы получить лаконичный ответ о том, что "его письмо получено, и главный инженер вынужден отказаться от изменения задания", - знак того, что Тоттен знал, что выбрал лучшего человека для этой работы. Получив письмо, Ли с головой ушел в составление счетов и передачу помощнику всех своих бумаг, касающихся форта Кэрролл. Он продолжал указывать друзьям, что не чувствует в себе сил справиться с этой задачей, но смирился с ее неизбежностью. Поскольку к началу Гражданской войны форт так и не был достроен, Ли, возможно, повезло, что его отстранили от работы, которую можно рассматривать только как тупиковую, и вполне возможно, что он отказался от нее без сожаления - наверняка он его не выражал. С другой стороны, он переходил от рутинной работы по надзору за строительным проектом, пусть и амбициозным, к тому, что мы бы сейчас назвали высокопоставленной ролью: командование несколькими сотнями кадетов и большим армейским подразделением, ведь Вест-Пойнт тогда, как и сейчас, был освященным учебным заведением. Кроме того, эта должность требовала необычайного такта как в отношениях с родителями, так и с политиками, ведь каждого кадета "спонсировал" конгрессмен или сенатор из его родного штата, и никто из родителей не хотел узнать, что их мальчик отстает в учебе или его собираются отчислить за слишком большое количество проступков.
Вест-Пойнт, в который возвращался Ли, стал намного больше, чем был, когда он сам был кадетом. История Вест-Пойнта - это история постоянного роста и совершенствования, и годы между 1829 и 1852 не были исключением, но в своей основе он все еще подчинялся уставу и непреклонному кодексу чести, установленным полковником Сильванусом Тайером в годы его работы в качестве суперинтенданта. Эти правила Ли знал наизусть и, что самое важное, принимал их без оговорок. Как ни трудно было Ли иногда добиваться соблюдения правил Тайера, он не сомневался ни в их важности, ни в том, что кадеты должны полностью и добровольно подчиняться им во всех деталях.
Обязанности суперинтенданта были столь же требовательны и непреклонны. Даже самое незначительное и малозначительное решение требовало горы корреспонденции, большая часть которой направлялась начальнику инженерного корпуса, если речь шла о кадетах, или военному секретарю, если речь шла о вопросах политики. Даже просьба кадета "получить пакет носков из дома" должна была пройти путь по командной цепочке до стола Ли, а затем быть отправлена главному инженеру в Вашингтон для одобрения или неодобрения, с приложением подписанной Ли рекомендации. Огромный объем бумажной работы заставлял вздыхать даже Ли.