- Думаю, мне просто нужно подышать свежим воздухом.
- Блестяще, - говорит Фрэнни, беря меня за руку и ведя к большим французским дверям. - Давай выйдем на террасу покурить. У меня совсем недавно появилась привычка – в попытке сбросить килограммы, которые я набрала за медовый месяц.
Подозреваю, что Фрэнни немного сумасшедшая. Веселая сумасшедшая, а не пугающая. На улице она курит, пока Саймон разговаривает о делах с мужчиной рядом. Затем она быстро гасит сигарету о железные перила, ее глаза сосредоточены на открытых дверях, которые ведут в бальный зал.
- Он нашел тебя.
Хочу повернуться, чтобы посмотреть.
- Николас?
Она не дает мне смотреть.
- Да, он идет сюда. - Она хлопает в ладоши. - Сейчас, когда он подойдет, ты должна изящно улыбнуться и притвориться, что ничего не случилось.
- Зачем мне это делать? - спрашиваю я.
- Он не будет знать, что с этим делать. Это сведет его с ума. Женское оружие массового уничтожения - это равнодушие и недоумение.
Чувствую, я должна это записать.
- Он идет. Приготовься. - Она шлепает меня пониже спины. - Подбородок вверх, сиськи вперед.
Будто имея собственный разум, мой подбородок приподнимается и плечи распрямляются, выталкивая грудь вперед. И верите или нет, но это действительно заставляет меня чувствовать себя сильнее. Более могущественной.
- Оливия.
До тех пор, пока он не зовет меня по имени. От этого звука я закрываю глаза. То, как он его произносит - не будет и дня, когда я перестану любить звук моего имени на его губах.
Собравшись с духом, я поворачиваюсь к Николасу, но на самом деле не смотрю ему в лицо - вместо этого я смотрю прямо через его правое плечо на яркие, блестящие огни золотой люстры. Я чувствую его взгляд на своем лице, наблюдающий за мной, читающий меня. Мне не выпадает шанса притвориться, что все в порядке. Потому что, не говоря больше ни слова, Николас хватает меня за руку и тянет к ступенькам, ведущим с террасы в сад.
- Пойдем.
Он ведет меня по извилистой тусклой тропинке к белой беседке на эстакаде. Садовые лампочки звенят, отбрасывая мягкое свечение, но под крышей темно и уединенно. Я придерживаю платье, поднимаясь по ступенькам.
- Почему тебе не нравится Фрэнни?
Он сказал мне в Нью-Йорке, что они не ладят, что он ее терпеть не может. Но он удивлен моим вопросом.
- А... Саймон влюбился в нее с первого взгляда, но она снова и снова отмахивалась от него. В ту ночь, когда он сказал ей, что любит ее, она сказала, что никогда не сможет быть с ним - а когда я вернулся домой, нашел ее в своей постели. Голую.
Ревность, горячая и жгучая, жалит меня. И шок.
- Ты спал с ней?
- Конечно, нет, - говорит он тихо и ворчливо. - Я бы никогда так не поступил с Саймоном. Я рассказал ему об этом, но ему было все равно. Он сказал, что они «работают над своими проблемами». Вскоре после этого они стали парой... и несколько месяцев назад поженились. Я перестал пытаться понять это.
Я сажусь на скамейку.
- Иисусе. Она не похожа на кого-то... кто мог бы сделать подобное. Она была добра ко мне.
Николас стоит передо мной, его лицо частично скрыто темнотой.
- Рад, что она была к тебе добра, но здесь не всегда все такое, каким кажется. Я должен был сказать тебе это раньше. - Он проводит рукой по волосам. - Мне следовало многое тебе рассказать, Оливия. Но я не привык... говорить... вслух.
Я не понимаю, что это значит. Он садится рядом со мной, его голос приглушен.
- Я хочу рассказать тебе о Люси. Хочу объяснить.
Хочу вести себя как взрослая женщина - из тех, кто говорит, что он не обязан мне ничего объяснять. Наши отношения временные. Но мое сердце... мое сердце стучит громко от того, что он делает.
- Почему ты был с ней? Почему оставил меня одну? Ты целовал ее, Николас? Было похоже, что мог бы.
Его рука касается моего подбородка.
- Сожалею, что ты осталась одна… я не хотел, чтобы это случилось. Нет, я не целовал ее. Клянусь тебе памятью родителей ничего не было.
Облегчение ослабляет клещи, сжавшие мое сердце. Потому что я знаю, он никогда бы не упомянул своих родителей, если бы не говорил правду
- Тогда что же произошло?
Он наклоняется вперед, упираясь локтями в колени и глядя в землю.
- Я познакомился с Люси в школе, в Брайар-Хаусе, когда мы оба учились в старших классах. Она была самой красивой девушкой, которую я когда-либо видел. Такой хрупкой, что мне хотелось защищать ее. Мы начали встречаться... СМИ пришли в неистовство, и я боялся, что это отпугнет ее. Но это ее не беспокоило, и я помню подумал, что она сильнее, чем я считал. - Он делает глубокий вдох, потирая затылок. - Она забеременела, когда нам было по семнадцать. Я был глуп - беспечен.
- О Боже мой.
Он кивает, глядя на меня.
- Беременность в таком возрасте трудна для всех, но добавь...
- То, что ты будущий лидер страны, - заканчиваю я за него фразу.
- И это было шоу ужасов. Ее семья хотела немедленно начать планировать свадьбу, хотела, чтобы Дворец объявил о нашей помолвке. Моя бабушка потребовала провести повторные анализы и тесты, чтобы подтвердить, что она действительно беременна и что действительно от меня.
И снова меня поражает странность жизни Николаса - архаичные правила, загоняющие его в угол.
- Чего хотел ты? – спрашиваю я, потому что у меня такое чувство, что никто другой этого не сделал.
- Я хотел... сделать все правильно. Я любил ее. - Он трет лицо. - В конце концов, это не имело значения. Всего через несколько недель после того, как она узнала о беременности, она потеряла ребенка, выкидыш. Она была убита горем.
- А ты?
Он отвечает не сразу. Затем тихо произносит:
- Я был... свободен. Я не хотел брать на себя такую ответственность. Пока нет.
Я поглаживаю его по плечу.
- Это понятно.
Он сглатывает и кивает.
- Когда учебный год закончился, бабушка отправила меня на лето в Японию… с гуманитарной миссией. Мы с Люси сначала разговаривали по телефону, переписывались... но я был так занят. Когда осенью я вернулся в школу, все было по-другому. Я был другим. Я заботился о ней, но мои чувства изменились. Я порвал с ней так мягко, как только мог, но она все равно восприняла это... плохо.
Печаль накатывает на меня волной.
- Насколько плохо?
- Спустя неделю она попыталась покончить с собой. Ее семья отправила ее в больницу. Хорошее место, но в школу она так и не вернулась. И я всегда чувствовал себя... виноватым из-за всего этого. Ответственным. Это не попало в газеты - не знаю, кому дворец должен был заплатить или кого убить, чтобы сохранить все в тайне, но об этом не было написано ни одной строки.
- Поэтому ты так осторожен? Насчет презервативов?
- Да.
Он притягивает меня к себе на колени и крепко обнимает. И я знаю, что для него это было нелегко.
- Спасибо, что рассказал мне. Объяснил.
Мы остаемся сидеть, окутанные тенями и пахнущим землей воздухом. Затем я спрашиваю:
- Может, вернемся на вечеринку?
Он раздумывает об этом. И слегка прижимает меня к себе.
- У меня есть идея получше.
«Рогатый Козел».
Он напоминает мне паб в Нью-Йорке: удобно, знакомо и немного липко.
После того, как Николас собрал Саймона и Фрэнни, Генри и симпатичную рыжеволосую девушку, которая цеплялась за его руку, мы вшестером бросили вечеринку в казино и провели остаток ночи в «Рогатом Козле».
Мы с Фрэнни пили текилу. Генри пел караоке. Симон и Николас оскорбляли навыки друг друга в метании дротиков.
К концу ночи, в ранние утренние часы, мы с Николасом ввалились в его комнату, упали на кровать – и, обнявшись, заснули, полностью одетые... и счастливые.
ГЛАВА 18
Николас
Следующая неделя проходит в блаженном спокойствии. Днем я занимаюсь дворцовыми делами, а ночами Оливией - это гораздо больше, чем блаженство.