Проводив хозяина, все расходятся. Начинается обычный день селянина. Работа. За работой забываются все печали, тревоги. За работой не заметишь, как солнце укатилось к самому гребню холма – на закат. И хочется за час- другой сделать то, что не завершил в течение дня. Вот так всегда, улыбается про себя Имамей, как у того мужика в притче получается: умер, и еще на три часа работы осталось.
После ужина напарник сразу отправился к себе наверх в мансарду, а Имамей ходит потихоньку по двору: убрал топор под порог, повесил кнут за угол сенцев, сходил в конюшню, снял узду с Серого – пусть свободно ходит по стойлу. Когда вернулся в избу, все уже спали, одна старшая жена заканчивает дела.
– Ты чего не ложишься? – спрашивает она.
– Да неохота.
– А я подожду немножко. Может, вернется, если все удачно сложится.
– Ну ладно, я пойду.
– Спокойной ночи, – желает женщина. – Отдыхай, набирайся сил.
Поднялся наверх. Яппарай уже похрапывает. Да громко, словно нарочно. Деревянные кровати у них порознь. Кровать Имамея у выхода на балкон. Он разоблачается, ложится, пошевеливает усталыми членами под одеялом. Приятно растянуться после рабочего дня.
Не успел сомкнуть глаза, легкая истома погнала прочь все мысли из головы, лишь подсознание воспроизводит картины минувшего дня: глубокая яма будущего подвала, бутовая куча на дне ямы.
Летняя ночь словно торопится навстречу плотной мгле там, на востоке, которая скоро начнет редеть, предвосхищая притаившуюся за горами синеву нетерпеливого утра. Не слышно ни людского говора, ни переклички петухов; лишь чья-то беспокойная собака никак не угомонится, лает то ли на кого-то, то ли так, от бессонницы.
Разбудил Имамея тихий скрип половицы. Очнувшись, он лежит, пока еще не понимая, почему отошел сон. Может, уже выспался? Но за окном темнота. Кровать напарника едва виднеется во мраке. Храпа уже не слышно. Скрипнуло опять, уже внизу. Или хозяин вернулся, или его жена не ложилась. Значит, сейчас через створ выхода на мансарду пробьется свет лампы.
Так и есть. Лампу зажгли. Мрак едва поредел, так что потолок опустился ниже, оконное стекло сбоку отражает кровать у противоположной стены. Но тут снизу слышится скрежет, будто колесо круто повернутого передка телеги трется о дрогу.
Имамей привстал, слушает. Повернул голову в сторону постели Яппарая – ничего не видно. Тихо ступая, подошел: откинутое одеяло, измятая подушка. Осторожно тронул подушку рукой. Не ошибся – никого нет. Значит, внизу не хозяин. Все еще слышатся непонятные звуки. Надел рубаху, штаны, медленно стал спускаться по ступенькам. В полумраке увидел: хозяйка лежит, связанная веревкой. Во рту тряпка. Из-за шкафа видна спина Яппарая, поддевающего что-то топором. Осторожно прошел к хозяйской кровати. Женщина увидела его. Он приложил палец к губам: спокойно! Лег на пол, развязывает узел на закрученных за спиной руках. Женщина, лишь освободилась, было привстала, но он сжал ее руки. Поняла, лежит в прежней позе с тряпкой во рту. Узел на ногах поддается трудней.
Имамею из-под кровати видны сапоги Яппарая. Вот он, слышно, закончил работу, шуршит чем-то. Отошел от шкафа, остановился, видно, посмотрел на женщину. Направляется с лампой к двери. Вышел, захлопнул ее, захлестывает чем-то накладку запора.
Имамей встал, опоясывается веревкой, снятой с женщины. Она тоже встала.
– Топор под крыльцом, – тихо шепчет парень.
– Понятно.
Голос женщины спокоен. Он подходит к окну, открывает створки, выбирается в палисадник. Она выбирается вслед за ним.
Тем временем во дворе слышен голос Яппарая, успокаивающий собаку, а незнакомый голос удаляется от ворот внутрь двора. Заговорщики пошли к конюшне. Калитка отворена настежь, во дворе никого не видно, в конюшне слышен топот копыт потревоженных лошадей. Имамей бесшумно пробежал к сенцам, снял кнут. Это понадежней топора. Переложил кнутовище из руки в руку, подобрал хлыст, поправил веревку на поясе. А женщина шарит руками под крыльцом. Подошла с топором, шепчет:
– Пошли к конюшне.
Решительная. Только спешка ни к чему. Пусть выйдут сами.
– Ты, если что, острием-то не бей, – учит парень.
Убьешь человека, потом доказывай, кто прав, кто виноват.
А в это время где-то за деревней послышался приближающийся стук колес повозки. Быть может, хозяин возвращается.
Но вот из конюшни появилась тень. На поводу, ударяя копытами порожек, выходит лошадь.
– Слышишь, телега едет. Давай пошевеливайся.