— Поздновато, поздновато, — весело зашумели девчата. — У нас уж животы подвело.
Иришка попробовала суп, поморщилась.
— Весьма слабые ростки. Солнца, что ли, не хватило?
— Зато воды хоть отбавляй, — проворчала Люба, — целое наводнение, вот что.
Все рассмеялись.
— Ничего, девки, — утешила тетя Паша, — завтра воскресенье, оладьями всех накормлю. Пораньше приходите, довольны будете. Всей гурьбой приходите ко мне.
Дома подруги умылись, переоделись в чистое и хотели было немедленно завалиться на сеновале, как вдруг услыхали истошные вопли.
Все три разом выскочили на крыльцо, прислушались. Вопли неслись с соседнего двора. Кинулись туда. Веры Степановны дома не оказалось, а кричали в сарае за огородом. У Ксаны даже поджилки затряслись, так жалостно кто-то там стонал и подвывал. Иришка бежала вся бледная… Люба решительным движением распахнула ворота сарая. Весь пол был засыпан колотыми дровами, а высоко под потолком, судорожно вцепившись руками в металлическую перекладину, висел «долгожитель» Аким Родионыч в белых трусах и майке. На плече у него растопорщился большой огненно-оранжевый петух. Петух подскакивал и клевал Родионыча в макушку, Родионыч охал, болтал ногами в воздухе, тощие бледные руки напряглись, натянулись — вот-вот сорвется… Девочки остолбенели.
— Ну и ну! — проговорила наконец Люба.
— Ой! Что это с вами, Аким Родионыч? — взвизгнула Иришка. — Спускайтесь скорее, что вы?
У Ксаны язык к гортани присох.
— Ничего особенного, — фальцетом зачастил Аким Родионыч, — занятия! На турнике… Занятия на турнике!
— Вы спускайтесь! — кричали девчата.
— Накладочка получилась. Как спускаться? Влез-то сюда по дровам, а поленница, видите, рассыпалась. Ногой задел, рассыпалась, окаянная… Ой-ой!
— Бежим за стремянкой! — кинулась было Иришка.
Но тут Родионыч отчаянно задергал ногами, взмахнул рукой, пытаясь столкнуть петуха. На одной руке не удержался и с грохотом сверзился вниз. Девочки подбежали, стали поднимать незадачливого спортсмена.
— Ничего, ничего, — бодрился Родионыч, — первое боевое крещение, так сказать… Первый блин комом…
Прихрамывая, пошел в угол сарая отыскивать рубашку и брюки. Сверху, нахохлившись, глядел на него петух. Родионыч на ходу погрозил петуху кулаком.
— Слишком уж высоко, Аким Родионыч, — укоризненно заговорила Иришка. — Сами понимаете, разве бывают такие турники?
— А это, видите ли, для просушки рыбы, — словоохотливо объяснял Родионыч. — Ничего, придется переделать в соответствии, э-э… с существующими нормами. И этого… — он еще раз погрозил петуху, — головореза сейчас же вон! Вон! Тут тебе не курятник!
Петух наверху сварливо заклекотал, захлопал крыльями.
Родионыч просил не рассказывать ничего супруге. Девчата обещали. А добежав до своего сеновала, разразились хохотом. Смеялись долго, и даже после того, как забрались к себе наверх и растянулись на мягком душистом сене.
— Отдохнешь тут, — хмуро проговорила Люба, и все снова захохотали.
— Ой, Любка, молчи уж лучше, — взмолилась Иришка, — а то лопнем тут из-за тебя! Со смеху лопнем!
— А чего я такого сказала? Конечно, не отдохнешь. Там этот Сысоев со своими «трикашами», не успеешь очухаться — тут Родионыч, спортсмен олимпийский…
— Ох, замолчи, Любка, — смеялись Ксана с Иришкой, — уморишь ведь!
— Да ну вас, — недовольно буркнула Люба. — Что толку лежать, я, пожалуй, пойду искупаюсь. Кто со мной?
Ни той, ни другой не хотелось двигаться.
Девушки лежали в душистой прохладной тени, сквозь щелястые стены дул мягкий озерный ветерок. И не заметила Ксана, как задремала, а когда проснулась, был уже вечер. Взглянула на часы — около восьми. Вспомнила — встреча с Вандышевым в десять ноль-ноль. Можно еще чуточку поваляться, потом — к тете Паше чай пить, а потом… «Снова ночь целую сидеть на заборе, неизвестно только зачем. Мог бы он все-таки и объяснить, этот прекрасный Леня. Не счел… А если я возьму да и обижусь? Об этом он не подумал». Издалека слабо доносились звуки радиолы, музыка, пение.
— Гляди-ка, — завистливо сказала Люба, — студенты дрозда дают. Веселятся. А у нас тут скучища. Спать ложимся засветло.
— Ой, девочки, — перебила Иришка, — там танцы каждый вечер. Мне одна здешняя девчонка сказала: все деревенские ходят в лагерь. Вот бы и нам! Там и кино бывает.
— Уж и кино! — отозвалась Люба.
— Эта девчонка говорила, на той неделе что-то с участием Чаплина крутили. Старую какую-то ленту.
— Почему бы и нам не пойти? — Ксана приподнялась на локте, поглядела сквозь щель на улицу.