Дьявольская сделка — и Дэвид Келлер поймал себя на том, что омерзительно сочувствует своим врагам.
Эл досмотрел фильм до конца и потом сидел еще несколько минут в раздумьях. «Психо» удивил его потрясениями и неожиданными поворотами сюжета, своим виртуозным ужасом. «Война отражений» изумила нежданной глубиной и нравственными проблемами, выходившими из привычной колеи жанровой траектории. Эл задался вопросом — а не лучше ли это дерзкое кино вчерашнего?
С такой мыслью он подошел к машине в углу, надел на голову сеточку, вставил чип памяти и запустил реставрационную программу. Подобно водопаду стеклянных осколков, что подскакивает и складывается в целое стекло, память вернулась к нему.
Он вспомнил всю эту навязшую в зубах пропагандистскую кампанию, не оставившую фильму ни одного секрета, а затем и вовсе преуменьшившую их, чтобы только возвысить спецэффекты. Сцену откровения на Луне разобрали по косточкам, чтобы только показать, что мотив отражений заимствован из одной старой картины Осмента. И даже афиша — Эл полез под подушку за коробкой от диска: на ней было то же самое изображение планет–близнецов, что и на плакате, причем покрытую кратерами и изъеденную червоточинами окружал слабый нимб сияния.
Болваны. Такое кино испортили. Превратили то, что приносило удовлетворение на всех уровнях, в еще одну попкорновую жвачку: такому фильму наверняка навредят — навредят! — похвалы высоколобых критиков. Да, сборы хороши настолько, что фильм заслуживает по крайней мере одного продолжения, и да — студия испортит и его тоже.
Эла все это озадачило и разочаровало, когда память вернулась. Теперь же он впал в ярость и едва мог сдержать себя, чтобы не грохнуть кулаком по машине. Их самые худшие враги — действительно они сами. И приборчик им нужен для того, чтобы спасти себя.
Он успокоился, сделав несколько глубоких вдохов, пока водил пальцем по одному ребру темного корпуса. Джиму Родерику можно позвонить хоть сейчас — он уже все решил. Но зачем же отдавать машинку?
Элен сначала не поняла Эла, когда в тот же вечер он пригласил ее на «Вечер в опере». Как только он объяснил, она согласилась — однако воспользоваться блокиратором памяти отказалась наотрез. Эл не настаивал: пусть будет хоть объективным свидетелем и сама поймет, как это безобидно.
Вот братья Маркс оказались на круизном судне, и Граучо скандализует Маргарет Дюмон, расположившись у нее в каюте как у себя дома. В конце концов, он соглашается выйти — ценой вырванного из нее обещания, что через десять минут она придет в каюту к нему.
— Потому что если вас не будет там через десять минут, я вернусь сюда через одиннадцать. В скрипучих ботинках.
Эл поперхнулся от смеха. Довольно рискованная реплика — особенно сразу после введения «кодекса Хейса»[1] Должно быть, тогда намека просто не поняли.
Вот Граучо доходит до своей каюты… Тут Эл заметил, что Элен едва сдерживается от хохота.
— Да он вовсе не так смешно ходит, — прошептал он.
— Не в этом дело. Просто… — Она взмахнула рукой в сторону экрана. — Неужели ты действительно ничего не помнишь?
— Нет. А что сейчас будет?
— Не–а, — ответила жена. — Не скажу. — И замкнула губы на воображаемую молнию, вновь повернувшись к экрану.
Чтобы принять Маргарет Дюмон в своей крохотной каюте наедине, Граучо пришлось вытурить из нее Чико, Харпо и третьего зайца, которым в прежних фильмах был бы Зеппо. Но поскольку уходить, предварительно не поев, никто не желал, Граучо вызвал стюарда и назаказывал все, что только смог придумать.
— И два крутых яйца! — подсказал Чико.
— И два крутых яйца.
— Бип!
— Сделайте лучше три крутых яйца!
Под различными предлогами в каюту начали набиваться и другие люди. Граучо никому не отказывал, и хаос нарастал экспоненциально. Вскоре Эл уже держался за бока от хохота, слезящимися глазами с трудом следя за событиями на экране. На Элен он косился лишь изредка — ее саму происходившее сильно развлекало, и она украдкой поглядывала на мужа.
Не чувствуется ли какая‑то зависть в этих взглядах? А может, и сожаление? Эл не стал об этом надолго задумываться. Маргарет Дюмон уже шла по коридору. И Эла, и ее поджидал большущий сюрприз.
Идея впервые зашевелилась в нем, когда закончилась опера. А на следующее утро — пока Эл смотрел на шлюпку, вырвавшуюся из кольца блокады и теперь с огромной скоростью уносившуюся прочь от камеры, а за нею следовал монструозный боевой корабль с заостренными рубками и нацеленными на нее лазерными пушками, — идея превратилась в полноценный план.
1
Уильям Харрисон (Уилл) Хэйс (1897--1954) — американский политический деятель и первый президент Американской ассоциации продюсеров и кинопрокатчиков. Стал инициатором принятия кинематографического кодекса, запрещавшего, в частности, показывать на экране сцены торговли наркотиками, пылкие любовные сцены, а также использовать нецензурные выражения. Кодекс действовал с 1934 по 1966 гг. —