Из этих соображений родился диалог между Мораргом и Остатком. Я долго и напряжённо размышлял над тем, стоит ли его включать в роман. Кому-то, безусловно, не понравится то, что я чуть иначе изложил мотивы Мортариона. Другие посчитают, что это перечёркивает сложившееся повествование, в том числе в романах «Ереси Хоруса» и 40k. Не подумайте, что я легкомысленно отнёсся к данной теме. После долгих раздумий я решил, что теория о том, что Мортарион оказывал большее влияние на те события, достаточно убедительна, и решил выдвинуть её на рассмотрение. Факт грехопадения Гвардии Смерти остаётся неизменным, но приобретает другое звучание, поскольку теперь мы по-новому представляем то, что известно Мортариону, и, что самое важное, то, когда он решил действовать. Сами по себе эти изменения — лишь крошечные смещения акцентов, однако их последствия весьма существенны. Я надеялся, что, собрав воедино различные образы Мортариона, мне удастся более логично и последовательно отобразить его развитие как персонажа, а также подчеркнуть тот факт, что он сам определяет свою судьбу. Его постоянные метания — не слабость, а следствие того, что примарха поставили в безвыходное положение, где он оценил и осознал границы своих возможностей, а в конечном счёте начал действовать, чтобы их преодолеть.
Как бывает со всеми важными эпизодами вселенной 40К, это лишь одна из версий. И звучит она из уст демона, явно не самого надёжного источника. Возможно, он лгал от начала до конца. Возможно, отчасти говорил правду. А может, ни словечка не соврал. Но если уж на то пошло, то, по моему мнению, нечто похожее могло произойти в любом случае. Как по мне, это делает Мортариона более интересным. Он — трагический персонаж, который пытается сохранить свой легион в целости перед лицом титанических сил, которые грозят уничтожить его воинов. Ему это удаётся, пусть и чудовищной ценой. Если перефразировать речи самого Остатка, нельзя просто забыть о нём, нельзя его жалеть — он примарх.
Пока в космопорте разворачивается драма, основные боевые действия происходят за много километров от него, в самом Дворце. Именно здесь развиваются другие сюжетные линии: Киилер выпускают в руины, Локен отправляется на её поиски, Фо пробует создать своё оружие, а Вальдор преследует его. Дорн и Сангвиний стараются предотвратить полный развал фронта, тогда как Кхарн и недавно повышенные капитаны Сынов Хоруса собираются порубить линию обороны на куски. Суть каждого из этих противостояний, как бы они ни различались между собой, заключается в том, что здесь окончательно закрепляются образы сил Империума и предателей, знакомых нам по 41-му тысячелетию. Мы, авторы, уделили много времени — и вполне обоснованно — описаниям того, какими растленными стали армии хаоситов за время Ереси. Однако наступила та фаза конфликта, когда сторонники Империума наконец готовы признать, что Единство обречено на провал, и если человечество хочет выжить, то ему следует отыскать какие-то иные доктрины и принципы. Именно с этого момента, как гласила давняя аннотация к книгам по 40К, людям говорят: «забудьте о предсказанном прогрессе и развитии», и над ними смыкается мрачная тьма.
Мы видим это на примерах Киилер, которая начинает создавать Имперский культ в виде, уже вполне узнаваемом для жителя далёкого будущего, а также Дорна и Вальдора, которые под бременем командования начинают обдумывать то, что до Ереси сочли бы немыслимым. Но, на мой взгляд, самым ярким олицетворением этих перемен стал Сигизмунд.
Не буду скрывать: начиная работать над его историей, я нервничал больше, чем при описании любого другого персонажа, учитывая, какое место он занимает в легенде об Осаде. Сигизмунд — герой Империума, в нём воплотились все принципы государства. Он — сказочный витязь, который убивает всех вожаков противника и обретает лавры чемпиона Императора, он в одиночку возрождает Крестовый поход, только уже в новом, более тёмном обличье. Каким же его изобразить? Как сделать миф о нём достоверным?
Подсказки я отыскал в произведениях других авторов: в «Возвышении Хоруса» Дэна Абнетта, в «Багровом кулаке», «Храмовнике» и иных произведениях Джона Френча, в «Предателе» и «Чёрном Легионе» Аарона Дембски-Боудена, а также, естественно, в «Первой стене» Гэва Торпа. В самом начале Ереси мы познакомились с Сигизмундом как с самым известным воином среди всех легионеров, несравненно искусным бойцом, которого все прочие жаждут превзойти. Когда начинает развиваться сюжет «Боевого Ястреба», дела уже обстоят иначе. Сигизмунду не доверяет его примарх, и он уже не раз терпел поражения в поединках. Что-то пошло не так, блеск его славы угасал. И в «Первой стене» мы узнаём, что именно: если предатели жадно хватались за любые преимущества, даруемые им богами, Сигизмунд (как и большинство его братьев из Имперских Кулаков) неуклонно придерживался старых правил. Даже когда доказательств могущества веры становится всё больше, воин по-прежнему не замечает, как она важна. Дело не столько в том, что ему не хватает физической силы. Причина скорее в его сознании или, возможно, в душе.