«Я больше не сражаюсь за Империум, который был, — сказал он себе. — Я сражаюсь за Империум, который будет».
Так что теперь, приближаясь к выходным пандусам, вратам, которые выведут его в ночь огня и крови, Сигизмунд не чувствовал ничего, кроме нетерпения. Всё, что сдерживало его, было уничтожено, сожжено, испепелено во всепоглощающем пламени новой уверенности.
Сигизмунд принимает чёрный меч
Но во внутреннем вестибюле барбакана, прямо перед последними запечатанными воротами, он увидел множество ожидавших его солдат. Все они носили загадочные, незнакомые ему доспехи — тёмно-зелёные, гладкие, украшенные золотом. Когда Сигизмунд жестом приказал своей свите остановиться, предводитель солдат сложил руки в знаке аквилы. Потом он откинул шлем, который разделился на части, и те последовательно скользнули на сервоприводах в сложный горжет брони. Взгляду открылось лицо худого, темнокожего и темноволосого мужчины с хорошо заметным символом Сигиллита на щеке.
— Бой зовёт, адепт! — прорычал Ранн, явно не желая, чтобы отделение утратило наступательный порыв. — Отойди в сторону.
Человек поклонился в знак извинения, но обратился непосредственно к Сигизмунду:
— Я довольно долго искал вас, первый капитан. Халид Хасан, избранный Сигиллитом, действую от имени моего господина. Моё дело займёт всего минуту.
Он подал знак, и один из его подчинённых поднял некий клинок. Солдат неуклюже сжимал меч в ножнах обеими руками. Хотя боец носил что-то вроде силовой брони, он с трудом удерживал оружие. Обычный человек не смог бы сражаться таким большим клинком.
Как только Сигизмунд увидел меч, слабая дрожь пробежала по его телу. Ему будто почудилось, что он слышит тихий шёпот, исходящий от оружия, беспокойный и потаённый. Язык тела человека, держащего клинок, выдавал его мысли: солдату отчаянно хотелось избавиться от меча.
— Что это? — с сомнением спросил Сигизмунд.
— Подарок, — ответил Хасан. — Из личного хранилища моего господина. Его выковали давным-давно, когда мир был другим.
Первый капитан понял, что ему трудно оторвать взгляд от меча. Хотя тот ещё не достали из ножен, воин уже чувствовал, что оружие прекрасно сработано. Всё в нём: размер, профиль, изящная чёрно-золотая отделка от острия до гарды — кричало об избыточности, о крайности.
— У меня есть клинок.
— Просто клинок. А этот — истинный.
— Тогда отдай его тому, кому он нужен.
— Он для вас.
— Кто это сказал?
— Император.
Сигизмунд поймал себя на том, что смотрит на чёрную рукоять. Лишь усилием воли он удержался от того, чтобы потянуться к ней и охватить её. Чёртова штуковина манила к себе. Смешанное чувство отвращения и благоговения заставило его застыть на месте.
— Он не говорит.
— Вы серьёзно так считаете? Меч ваш. Он всегда был вашим.
Ранн резко рассмеялся:
— Колдовство.
— Совсем наоборот, — сказал Хасан, не сводя глаз с Сигизмунда. — Час настал. Возьмите его.
Словно в каком-то трансе, почти бессознательно, первый капитан так и сделал. Когда он стиснул рукоять, вверх по предплечью пробежала дрожь. Взявшись за край ножен, Сигизмунд плавно вытащил клинок. Металл оказался чёрным как смоль, едва отражающим свет. Когда Храмовник поднёс оружие к глазам, то не увидел своего лица. Поверхность впитывала свет, ничего не отдавая взамен. Себялюбивая вещь.
— Почему я? — спросил он, почти ради формальности. Теперь, держа меч в руках, Сигизмунд чувствовал, что всё происходящее правильно.
— Понятия не имею, — ответил Хасан, криво улыбаясь. — Мне только приказали доставить его.
Сигизмунд наклонил меч, повернул, перевёл в горизонтальное положение и посмотрел вдоль лезвия.
Тяжёлый. Намного тяжелее любого клинка, которым он владел раньше, но что-то подсказывало ему, что это обстоятельство не замедлит его. Вес — просто ещё один аспект свирепой сути меча.
Пока он для пробы прочерчивал клинком дуги, тот шёпот по-прежнему звучал — на самом пределе слышимости, почти разборчивый. Возможно, это всё его воображение.
Нет, дело не в воображении.
— Он был здесь всё это время, — тихо пробормотал Храмовник.
— В покоях моего господина хранится много древних предметов.
— Нет, ты меня не понял. — Сигизмунд наконец снова посмотрел на Хасана. — Когда мы отправились в пустоту, проповедуя, что магии пришёл конец, эта вещь уже находилась здесь. Она уже была сделана. Им Самим. О чём это тебе говорит?