Перечитав письмо, она взяла новый лист бумаги и написала:
«Может, я приеду к вам в гости и посмотрю, что такое семейная жизнь. Должны же в ней быть какие-то преимущества».
Добавив еще несколько слов, она положила записку в конверт и приклеила марки на все три письма. Немного погодя она подошла к шкафу и стала доставать из него одежду, в которой собиралась пойти на вечеринку. Разложила на кровати темно-зеленую юбку и легкую светлую блузку. Оделась тщательно: нейлон, каблуки. Расчесала волосы и заколола их сзади серебряной заколкой.
Поверх блузки и юбки она накинула замшевый пиджак. Положив в карман письма, она вышла в теплую ночь и закрыла дверь.
На вечеринке, сидя на подлокотнике кушетки, наблюдая за болтающими и смеющимися людьми, она поняла, что ей и в самом деле жаль будет покидать Касл. Ведь в Бостоне, с его протухшим воздухом, неизменными улицами и холмами, лицами, знакомыми еще по школе, киношками, ее ждет все та же жизнь, такая же, как прежде.
Вернувшись, она продолжит жить с того самого места, на котором прервалась. Без перемен. Только теперь ей будет еще более одиноко, чем всегда: Пенни и Феликс поженятся и будут сами по себе.
Она закрыла глаза. Вокруг нее плыли и раскачивались голоса. Как ей это вынести?
Пока она раздумывала, к ней подошел мужчина. Небольшого роста, старше, чем почти все в той компании, с трубкой, в сером помятом пиджаке.
– Вы ничего не пьете. Могу я вам что-нибудь принести? Скотч с водой? – В руке у него был бокал.
Барбара покачала головой.
– Нет, спасибо.
– Совсем ничего?
– Совсем.
– Вы не могли бы одну секунду подержать мой бокал? – Он протянул его ей, и она медленно взяла. Мужчина отошел и через мгновение вернулся с новым. Он ухмылялся, его глаза плясали за очками в роговой оправе. Она подумала: «Что за странное лицо, такое худое и сморщенное. Как сушеная слива».
– Я оставлю себе этот, – сказал он. – Он полнее.
Она чуть было не разозлилась. Но тут же рассмеялась, потому что он смотрел на нее, наблюдал за ней.
– Ладно, – сказала она. – Дайте тот мне.
Они обменялись бокалами. Барбара пригубила из своего. Жидкость была холодной и кусалась. Она наморщила нос. Мужчина не уходил. Так и стоял напротив, у края кушетки.
– Меня зовут Верн Тилдон, – сказал он.
Глава 3
Наконец Карл покинул крыльцо и медленно вернулся назад, в офис. Там он в глубокой задумчивости, не обращая внимания на окружающее, поставил на пол чемодан и положил сверток. Оголенный офис освещали лампы под потолком. Шторы и мелкие предметы мебели исчезли, остался только стол, два стула и металлический шкаф для бумаг. Голую оштукатуренную стену обезображивали дырки на месте точилки для карандашей. На ней же еще висел плакат:
Вдруг он заметил, что в комнате кто-то есть. За столом сидел Верн и смотрел на него сквозь роговые очки.
– Здравствуйте, – сказал Карл. – Вы еще здесь?
– У тебя расстроенный вид.
– Они даже не сочли нужным предупредить меня заранее. О том, что я остаюсь. Вот что меня больше всего бесит. Знал бы я заранее, предупредил бы свою семью. А теперь они будут…
– Ах, семью. – Верн встал и похлопал молодого человека по плечу. Крепкая мускулатура даже не дрогнула. – Не беспокойтесь. Им все равно, вернетесь вы или нет.
Карл сдался.
– А, да ладно. Все равно это всего на неделю. – К нему уже возвращалось обычное хорошее расположение духа.
– Неделю! Ее еще прожить надо.
– Что вы хотите этим сказать?
– Неделя. Скорее, две.
– Они сказали, что мы сможем уехать…
– Когда придут китайцы. Но китайцы могут и не спешить сюда. Восточные мозги неисповедимы. Иногда им нужны столетия, чтобы принять решение.
– Ну и ладно. Господи, до чего же тут мрачно, когда никого нет! – Карл снял пальто и пошел с ним к шкафу. Приоткрыв дверцу, он замер.
– В чем дело? – к нему подошел Верн. В шкафу до самого потолка громоздились картонные коробки с пыльными журналами учета и регистрационными карточками, бухгалтерскими книгами и бумагами. Все перевязанное бечевками, сваленное так, что того гляди рухнет.
Карл хлопнул дверцей.
– Сдаюсь. Я думал, что это забрали.
– Чего ради? Кому нужно это барахло? Документы завода, который разорился. Они ничего больше не значат. Свидетельства бурной, но недолгой экономической страсти.
– Не такой уж и недолгой. Лет-то прошло немало.
– Лет прошло немало, верно, – согласился Верн. – И в виду этого факта неделя-другая погоды не сделает.