— Первый раз в жизни вижу подлую лошадь, подлую до самых печенок, — говорил о нем мой отец. — Я мог бы продать его кому-нибудь, кто не особенно разбирается в лошадях и купит его за внешность, но тогда совесть моя будет неспокойна.
Я взглянула в сторону двери, чтобы выяснить, чем была вызвана эта секундная гримаса ненависти на лице лорда Чарлвуда, и в этот самый момент впервые увидела Адриана. Он стоял на самом верху лестницы из трех ступенек, ведущей в бальный зал, и, склонив голову, слушал, что говорила ему хозяйка. Миссис Коттрелл рядом с ним казалась маленькой, но чуть раньше в тот же вечер я уже общалась с ней и знала, что она выше меня ростом.
— Вот ваш пунш, мисс Фитцджеральд, — появился откуда-то с бокалом мой партнер, мистер Паттнам.
— Кто это разговаривает с миссис Коттрелл? — спросила я. Через весь зал, густо заполненный людьми, мистер Паттнам бросил взгляд на человека, стоящего у лестницы.
— Это Грейстоун, — сказал он, причем в голосе явно прозвучали нотки благоговения. — Несколько месяцев назад он завершил свою миссию и вернулся в Англию. Говорят, что он, возможно, войдет в правительство. Каслри хочет, чтобы он работал у него в Министерстве иностранных дел.
Даже мне было известно это имя. Майор Адриан Эдвард Сейнт-Джон Вудроу, граф Грейстоунский, виконт Роксхолльс-кий и барон Вуд из Лэмбурна — таковы его титулы, — был одним из наиболее известных героев прошлогодней битвы при Ватерлоо. Для выполнения возложенной на него ответственной миссии его выбрал лично герцог Веллингтонский, а результаты его деятельности получили хвалебную оценку в парламенте. Он оставался во Франции после Ватерлоо, чтобы помочь герцогу Веллингтонскому в управлении оккупационной армией, которую союзники сочли необходимым разместить на французской территории.
Музыка стихла, и я принялась наблюдать за тем, как Адриан Грейстоун прокладывает себе путь в толпе. У него были светлые волосы такого бледно-золотистого оттенка, что, когда он проходил под одним из подвешенных к потолку канделябров, они показались мне платиновыми. Люди расступались перед ним, и я слышала, как на ходу он то и дело дружелюбным тоном перебрасывался парой слов со знакомыми. Он остановился прямо перед высокой стройной девушкой, которая, как я уже знала, была дочерью герцога Морхэмского. Некоторое время они стояли, беседуя, а когда объявили следующий танец, вместе вышли на танцевальный круг.
Откуда-то из-за моего плеча возник мой дядя и перехватил меня у мистера Паттнама. Стараясь скрыть досаду, я тоже двинулась вместе с дядей к танцующим. Он встал рядом с Грейстоуном, я же заняла место около леди Мэри Уэстон. Она улыбнулась мне. На предыдущем балу мы провели вместе несколько минут в дамской комнате отдыха, и леди Мэри была тогда со мной очень любезна, чего я не могла сказать об остальных молодых леди, с которыми мне доводилось встречаться.
— Как вы поживаете, мисс Фитцджеральд? — спросила она мягким, приятным голосом, снова демонстрируя свое дружелюбное отношение ко мне. — Надеюсь, вам нравится бал?
— Бал просто чудесный, леди Мэри, — вежливо ответила я.
Наконец ряды окончательно сформировались, заиграла музыка, и танец начался. Танцевали кадриль, относительно недавно завезенную из Франции. Я разучила ее всего за несколько недель до этого, так что пришлось быть предельно внимательной. Когда кадриль закончилась, мой дядя и я снова оказались рядом с лордом Грейстоуном и леди Мэри.
— Грейстоун, — сказал дядя с одной из своих самых чарующих улыбок на лице, — позвольте мне представить вам мою племянницу, мисс Кетлин Фитцджеральд.
Волосы лорда Грейстоуна были такими светлыми, что можно было ожидать — глаза его будут тоже светлыми, однако они оказались удивительно глубокого темно-серого цвета. У него было лицо, которым наверняка пленился бы Микеланджело.
— Рад познакомиться, мисс Фитцджеральд, — сказал он глубоким, удивительно приятным голосом. — Надеюсь, вам нравится бал.
— Бал действительно замечательный, — произнесла я, наверное, уже в двадцатый раз за вечер. Сейчас, стоя рядом с лордом Грейстоупом, я смогла реально оценить, насколько он был высок.
— Думается, я наткнулся на нечто, что может заинтересовать вас, Грейстоун, — сказал мой дядя. — Вы все еще коллекционируете оружие саксов?
— Да, предметы обихода саксов меня по-прежнему занимают, — вежливо, но с прохладцей ответил Грейстоун. В этот момент у меня возникло смутное ощущение, что антипатия к Грейстоуну, которую чуть раньше я прочла на лице дяди, была взаимной. — Вам удалось найти что-то интересное, Чарлвуд?
— Владелец заявил мне, что меч, о котором мы в данный момент говорим, некогда принадлежал королю Альфреду.
Мне вдруг показалось, что окружающие нас люди изо всех сил делают вид, что не смотрят на нас, хотя в то же время буквально пожирают нас глазами.
— Все владельцы антиквариата утверждают, что находящиеся в их владении мечи когда-то принадлежали королю Альфреду, — ответил Грейстоун.