Выбрать главу

Когда они подъехали к дворцу, величественный фасад которого тонул во тьме, рука быстро убралась. Слуги с факелами вышли им навстречу, и они сошли со ступенек кареты. Пьетро Джелидо снова обрел всю свою сдержанность. Катерина тоже попыталась хранить спокойствие, но у нее не очень получалось. Часть ее души захлестнула несвойственная ей нежность, а другая часть упрекала ее за слабость и требовала немедленного и жестокого покаяния.

Герцогиня машинально проследовала за остальными в освещенный канделябрами вестибюль. Молчаливая и слегка растерянная Джулия шла за ней. Дон Диего отрекомендовался мажордому, тот поднялся наверх и спустился через несколько минут.

— Синьор правитель Ферранте Гонзага примет вас тотчас же. В настоящий момент с ним беседует знаменитый врач.

Пьетро Джелидо нахмурился.

— Можно узнать имя этого врача?

Мажордом наклонил голову.

— Не думаю, что это тайна, синьор. Он немец, и его называют доктор Пентадиус.

У всех троих путешественников вырвался крик удивления. Громче всех вскрикнула Катерина. Цветок, который она спрятала за корсаж, начал жечь ей грудь, как раскаленное железо. Она схватила его за стебель и отбросила далеко от себя. Мажордом, возмущенный тем, что в вестибюле насорили, нагнулся, чтобы его поднять. К величайшему своему удивлению, он не нашел на полу никакого цветка.

СОЛНЦЕ В ЗНАКЕ СТРЕЛЬЦА

аркиз де Финат спускался вместе с Мишелем по лестнице своего палаццо у подножия выходившего на море холма.

— Жаль, что вы собираетесь уехать из Савоны, — деликатно сказал он. — Не знаю, бывали ли вы в Милане, но уверяю вас, этот перенаселенный город гораздо менее привлекателен, чем наш.

— Я прекрасно это знаю, синьор маркиз, — ответил Мишель, — Но в Италии я путешественник. В Милан я еду, потому что получил важное приглашение, иначе я бы уже давно вернулся домой.

Де Финат наморщил низкий лоб, хорошо гармонировавший с пухлым лицом, на котором читалась доброта, но никак не острота ума.

— Вы много теряете. Савона — город спокойный. Мы перестали быть яблоком раздора между европейскими королями, и, кажется, дож Генуи собирается предоставить нам независимость. Теперь здесь действительно хорошо живется.

Мишель удержался от искушения рассказать маркизу о видении, посетившем его накануне, когда ему снова «во сне наяву» явился Парпалус. Он, как обычно, повиновался импульсу записать расплывчатое послание стихами:

Le tyran Siene occupera Savone; Le fort gaigné, tiendra classe marine; Les deux armées par la Marque d'Ancone: Par effraieur le chef s'en examine.
Тиран Сиенский заберет Савону, Грозит отбить ту крепость флот морской. Под знаменем Анконы оба войска. Трусливый вождь все медлит, размышляя[18].

Пророчество достаточно ясное. Сиенский тиран — это, без сомнения, честолюбивый дон Диего Уртадо де Мендоса, наместник Карла Пятого в Италии. Он уже заявлял о своих претензиях на создание государства, которое, базируясь в Центральной Италии, распространит свое влияние на Северную Италию, включая Парму, Пьяченцу, Геную, Сиену и Пьомбино. При таком обороте событий Савона разделит участь Генуи, и ближайший укрепленный форт, Специя, примет флот, призванный блюсти прочность новых испанских владений. В это время центр Италии, Марка д'Анкона, поддержит продвижение наземных войск.

И все же Мишель не был уверен, что все произойдет именно так. В последней строке говорится, что дон Диего Уртадо устрашится размахов собственного замысла и не отважится осуществить его до конца. Катрен ограничивался описанием планов и возможностей.

Если бы Мишель все это поведал маркизу, тот счел бы его сумасшедшим, а потому он предпочел промолчать.

— В Савоне мне было очень хорошо, — нарочито беспечно ответил он. — Я охотно остался бы здесь, но правда не могу.

Они подошли к подножию лестницы. Маркиз вздохнул.

— Что ж, по крайней мере, останется память о тех чудесах, что вы совершили. У жены мессера Бернардо Грассо все лицо было усыпано веснушками, а ваши мази очистили кожу за одну ночь. То же самое — у невесты мессера Джованни Ферлино де Карманьола. Теперь у нее такие белые щечки, просто мраморные, и она снова красавица.

В памяти Мишеля всплыло прекрасное лицо Магдалены. Пока он своими притираниями не сделал ее кожу шершавой и прозрачной, его тоже покрывали веснушки. Острая боль пронзила его. Однако отогнать воспоминание на этот раз удалось довольно быстро.

вернуться

18

Катрен LXXV, центурия I. Перевод Л. Здановича.