Через какое-то время все эти истории наскучили мне своим однообразием. Казалось, что миссис Гриффин ничто не связывало с героями ее рассказов. Она лишь равнодушно следила, как они проходят перед ее глазами нескончаемой пышной вереницей. О муже и дочери она вспоминала очень редко. Создавалось впечатление, что у Фрэнсис было бесчисленное количество знакомых и очень мало друзей. Но друзья умерли, а знакомые надоели, и она изводила своими разговорами меня. Когда же она наконец уходила, я начинала размышлять об услышанном, приходя к выводу, что блеск и великолепие неизменно сменяются пустотой.
Столь интенсивное общение с миссис Гриффин стало сказываться на моей работе. К середине июля я уже основательно выбилась из графика, но у меня не хватало духу попросить ее больше не приходить. Впрочем, по моим резким ответам и явному невниманию к ее рассказам она должна была догадаться, что ее присутствие отвлекает меня от работы. Когда она наконец предложила какое-то время не встречаться, я не стала возражать и просто поблагодарила за деликатность. После этого она надолго исчезла.
Вернувшись к прежнему распорядку, я спокойно работала до конца лета, глядя, как все вокруг меня превращается в цветущий рай. Дом утопал в зелени, окруженный морем цветов. Несмотря на жару, в танцевальном зале всегда было прохладно. Я безмятежно трудилась, слушая щебетание птиц и деловитое жужжание насекомых. Моя последняя встреча с Джоном казалась сейчас дурным сном. Я вспоминала о нем лишь как о бывшем любовнике, который навсегда ушел из моей жизни. Меня больше не мучили тоска по прошлому и страстное желание его увидеть.
Хотя я не встречалась с Фрэнсис Гриффин, но неизменно спрашивала у Дина, как поживают его хозяйка и ее собака. Как-то раз, в сырой и жаркий понедельник, дворецкий пришел ко мне весь какой-то поникший и сообщил, что у него плохие новости.
— Маленького Помми больше нет с нами, — объявил он со слезами на глазах.
Я бросила кисти.
— О нет! Что с ним случилось? — воскликнула я, уверенная, что собачку задавила машина.
Дин помедлил с ответом, словно то, что он собирался сказать, причиняло ему боль.
— Миссис Гриффин его отдала, — сообщил он, печально склонив голову.
— Отдала? Почему?
— Он плохо себя вел, — грустно сказал он. — Совсем отбился от рук и испачкал кресло.
— Не может быть! Вы хотите сказать, что она его отдала, потому что он пописал на кресло?
— Но это было кресло в стиле Людовика Шестнадцатого. Ее любимое.
Мне это показалось абсурдным.
— Дин, я знаю, как вы любили этого малыша…
— Я сказал ей, что буду держать его у себя в кухне, но она опасалась, что он убежит и снова набезобразничает. Я бы взял его к себе, но у меня некому за ним приглядеть.
Я видела, как он расстроен. То, что Дин доверил мне свое горе, сделало нас как-то ближе.
— Мне очень жаль, Дин, — сказала я, не зная, как его утешить.
— Да, это так ужасно.
Дворецкий извлек из кармана большой белый платок и, развернув его, вытер нос и глаза.
Немного успокоившись, он сказал:
— Миссис Гриффин хочет вас видеть.
Я последовала за Дином в большой дом, где мы поднялись в китайскую комнату и он дважды стукнул в дверь. «Войдите», — послышалось изнутри. Проходя мимо Дина, открывшего мне дверь, я слегка коснулась его рукава и ободрительно кивнула. Он со слабой улыбкой закрыл за мной дверь. В комнате я увидела миссис Гриффин, облаченную в расшитый шелковый халат. Она сидела в большом резном кресле и смотрела в сад. Солнечные лучи, падающие из окна, создавали вокруг нее какую-то причудливую ауру.
— Ну, как ваши дела? — не оборачиваясь, спросила она.
— Спасибо, хорошо. Мне жаль, что так получилось с Пом-Помом.
— Вам Дин рассказал?
— Да. Он очень расстроен.
— Он был слишком привязан к этой собаке.
— Такое милое маленькое существо.
— А сколько от него неприятностей, — резко ответила она. — Даже говорить о нем не хочу! Мне гораздо важнее знать, как обстоят дела с вашей работой. Извините, что я так долго не появлялась.
Я поняла, что разговор о собачке закончен. Меня потрясло это холодное равнодушие к судьбе некогда любимого существа.
— Думаю, что скоро закончу очередной этап и смогу представить его на ваш суд. Меня особенно интересует ваше мнение о главном панно. Я как раз работала над фигурой Кассандры. Мне очень помогло платье, которое вы прислали.
— Да? Красивый наряд, правда? Я заказала его в Париже. Фасон я придумала сама, потому что лучше знала, что ей идет, хотя она со мной и не соглашалась. Она никогда не умела выставлять свои выигрышные стороны — вечно одевалась в какие-то хламиды, которые портили ее фигуру. Она ненавидела это платье…