Краснощёкий мальчик проворно проскользнул в дверь, плотно прикрыв её за собой. Кошачий концерт оборвался.
— Прости нас за кошечек, Уилфред, — извинился Хилари.
— Ничего, сэр, — ответил повар, искоса глянув на мисс Тоттенхейм; краснощёкий мальчик, надувшись, смотрел через окно во двор и зализывал царапину на тыльной стороне ладони.
Пирожки красовались на огромном блюде посреди кухонного стола. Трой с облегчением отметила, что они маленькие. Хилари объявил, что каждому по очереди полагается взять пирожок, попробовать его и загадать при этом желание.
Впоследствии Трой не раз вспоминала эти несколько минут, когда они в смущении стояли вокруг стола. Это были практически последние мгновения зачарованного спокойствия в Холбедзе.
— Вы первая, тётушка, — предложил Хилари.
— Вслух? — осведомилась миссис Форестер. Племянник как-то чересчур поспешно заверил её, что высказывать желание вслух вовсе не обязательно.
— Тем лучше, — сказала она, взяла пирожок и откусила сразу чуть ли не половину. Прожёвывая этот огромный кусок, миссис Форестер не сводила глаз с Крессиды Тоттенхейм. Трой внезапно встревожилась. Ей показалось, что она угадала желание тёти Клумбы. С тем же успехом миссис Форестер могла объявить его во всеуслышание. Она хотела, чтобы помолвка была расторгнута.
Следующей была очередь Крессиды. Она приложила громадные усилия откусить как можно меньше и проглотила эту крошку, как пилюлю.
— А желание? Вы не забыли загадать желание? — встревоженно осведомился полковник Форестер.
— Совершенно забыла, — сказала она и тут же издала визг на пределе слышимости. Из её красивого рта полетели кусочки пирожка.
Все невольно вскрикнули, а мистер Смит пробормотал слово из четырех букв. Крессида трясущейся рукой указывала на окно во двор. Там, за стеклом, сидели две кошки — одна пёстрая, другая полосатая. Они жалобно заглядывали в кухню и отчаянно мяукали, хотя внутрь не доносилось ни звука.
— Но, дорогуша! — выговорил Хилари, не делая ни малейшей попытки скрыть раздражение.
— Мои бедняжки! — воскликнул Киски-Ласки глубоким баритоном.
— Я не выношу КОШЕК, — ныла Крессида.
— В таком случае, — спокойно заявила миссис Форестер, — вам никто не мешает убраться из кухни.
— Нет, нет, — суетился полковник. — Нет, Клу, нет, нет, нет! О Господи! Посмотрите только!
Кошки тем временем начали отчаянно царапаться в окно. Трой, которая очень любила этих милых животных, сочувствовала им от всей души. Ей даже стало жалко, когда они внезапно прекратили рваться на кухню, повернулись на подоконнике и спрыгнули во двор, махнув хвостами. Однако Крессида снова взвизгнула, прижала руки к ушам и затопала ногами, словно негритянский танцор.
— Все в порядке, — сухо сказал мистер Смит. Полковник Форестер принялся утешать Крессиду несвязным рассказом о каком-то офицере, чьё отвращение к кошкам неким таинственным образом помешало его карьере. Совершенно непостижимо, но Крессида опустилась на кухонный стул, уставилась на полковника и затихла.
— Пустяки! — сказал Хилари тоном тихого отчаяния. — Продолжим. Как, миссис Аллен?
Трой взяла пирожок и страстно — настолько горячо, что чуть было не произнесла это вслух, — пожелала, чтобы в Холбедзе не случилось ничего ужасного. Пирожок оказался очень вкусным, и Трой сделала Уилфреду комплимент.
Затем настал черёд полковника Форестера.
— Вы все были бы очень удивлены, если бы узнали про моё желание, — гордо сообщил он. — Да, удивлены.
Полковник закрыл глаза и храбро атаковал свой пирожок.
— Восхитительно! — сказал он.
— Какие мягкие! — воскликнул мистер Смит и мгновенно проглотил свой пирожок, громко чавкая.
Последним отдал дань древней традиции Хилари, после чего все покинули кухню. Крессида сердито объявила, что примет пару таблеток аспирина и полежит в постели до самого ужина.
— Я не хочу, чтобы меня беспокоили, — добавила она, глядя на своего жениха.
— Тебя никто не потревожит, моя прелесть, — с готовностью откликнулся Хилари.
Его тётя издала смешок, который с равным успехом можно было назвать фырканьем.
— Мы с твоим дядей, как обычно, минут десять подышим воздухом, — сообщила она племяннику.
— Но, тётушка, уже слишком поздно. На улице темно, и может пойти снег. — Мы всего-навсего пройдёмся по главному двору. Ветер, как я полагаю, с востока.
— Хорошо, — уступил Хилари. — Дядя Берт, вы не хотите поговорить о делах?
— С удовольствием. В любой момент, — сказал мистер Смит.
Трой довела до общего сведения, что пойдёт взглянуть на свою работу. Общество разошлось.
По дороге в библиотеку Трой вновь поразила тишина, царящая в Холбедзе. Тишина и спокойствие. Пол устилал толстый ковёр. Редкие лампы отбрасывали на стены приглушённый свет. Центральное отопление работало, пожалуй, даже слишком хорошо. Трой казалось, что она идёт по окутанному паром тоннелю.
Вот и дверь в библиотеку. Она была слегка приоткрыта. Трой открыла её пошире, сделала пару шагов вперёд и ещё не успела выпустить ручку, как что-то сильно ударило её по голове.
По лицу потёк ручеёк скипидара. Трой не было больно, она даже не испугалась, но изумление полностью лишило её способности рассуждать. Немного погодя она вспомнила про выключатель, нащупала его и зажгла свет.
Библиотека как библиотека: тёплая, тихая, пахнущая кожей, каминными поленьями и краской. Портрет стоит на своём месте, рядом с ним скамья и кисти.
А на ковре у её ног лежит баночка для масла и скипидара.
По лицу стекает едкий ручеёк.
Первым делом Трой отыскала на скамье чистую тряпку и вытерла лицо. Хилари на портрете не сводил с неё загадочного взгляда.
— Хорошенькое дельце, — пробормотала Трой. — Не вы ли ввели меня в это милое общество, а?
Она повернулась к двери и с удивлением обнаружила, что она закрыта. По лаково-красной поверхности змеилась струйка масла и скипидара. Интересно, могла ли дверь закрыться сама? Словно в ответ на этот немой вопрос дверь скрипнула и приоткрылась на пару дюймов. Трой вспомнила, что так случалось часто, наверное, из-за слабого замка.
Однако её, безусловно, кто-то закрыл.
Несколько секунд Трой собиралась с духом, затем быстрым шагом направилась к двери, распахнула её и с трудом подавила крик. Она стояла лицом к лицу с Мервином.
Это ошарашило её гораздо больше, чем удар по голове. В горле что-то пискнуло, как бывает в кошмарном сне.
Лицо Мервина было пепельно-серым.
— Что-нибудь случилось, мадам? — спросил он.
— Это вы закрыли дверь? Только что?
— Нет, мадам.
— Зайдите, пожалуйста.
Ей показалось, что он сейчас откажется, однако Мервин вошёл, сделал четыре шага и застыл на том месте, где на ковре все ещё лежала баночка.
— Это она наделала бед, — сказала Трой.
— Позвольте мне, мадам.
Мервин поднял баночку, подошёл к скамье и поставил её на место.
— Взгляните на дверь, — сказала Трой.
— Позвольте мне, мадам.
Трой поняла, что Мервин уже все видел. Он вошёл в комнату, пока она вытирала лицо, тихонько выбрался обратно и закрыл за собой дверь.
— Банка стояла на верхушке двери, — сказала Трой. — Она свалилась мне на голову. Детская ловушка.
— Не очень приятно, — прошептал Мервин.
— Да. Неприятно.
— Это не я! — вырвалось из груди Мервина. — Я никогда! Господи, клянусь, я никогда!…
— Честно говоря, я не понимаю, зачем бы вам…
— Верно, — лихорадочно подтвердил он. — Господи, совершенно верно. Зачем бы я… Я!
Трой принялась стирать струйку с двери. Она снималась чисто, не оставляя за собой ни следа.
Мервин достал из кармана платок, опустился на колени и яростно набросился на пятно на ковре.
— Мне кажется, чистый скипидар все снимет, — сказала Трой.
Мервин растерянно огляделся. Она взяла со скамьи бутылочку и протянула ему.