Он смотрит на невеселое лицо королевы за столом, и думает о том, как удивительно складывается жизнь: мог ли он, безродный музыкант из Пьемонта, рассчитывать на то, что запросто будет сидеть за королевским столом? Что перед ним будут заискивать лорды, а королева лично будет делать ему подарки? Конечно, так просто такие милости с неба не падают. Он много учился языкам, стихосложению, игре на музыкальных инструментах, он талантами и трудом обошел родовитых дворян.
Риччо с удовольствием обвел глазами комнату королевы, где проходил ужин: ковры, зеркала, на столе расписной фаянс, серебряные и золотые приборы. Тихо слезились свечи в тяжелых канделябрах. Рядом отделенная дверью находилась опочивальня королевы.
Взгляд у Марии Стюарт был отсутствующим. Она словно прислушивалась к чему-то неясному. Прислушивалась к себе. Такое бывает у женщин, находящихся в «интересном положении». О, мадонна! Как королева светла и прекрасна! Как сладка и туманна ее улыбка!
Итальянец не услышал, что говорила сводная сестра королевы, он встрепенулся, когда она, удивленная, нетерпеливо несколько раз ударила вилкой о бокал.
Риччо взял лютню и бархатным баритоном запел о любви в вечно солнечной стране. Он остановил взгляд на королеве. А ведь он, Риччо, нравится ей! Словно со стороны, увидел он свое смуглое лицо, столь отличное от бледных шотландских, и большие черные глаза. Он знал, как они жгут женские сердца, он знал, как пьянит женщин его голос. И голову Риччо закружили опасные мысли: Мария Стюарт несчастлива в браке, почему бы ему не попробовать ее утешить? И Риччо вдруг стало жарко. Он никогда не позволял себе думать о королеве как о женщине, понимая, что это смертельная игра. Но кто ему может помешать? Надо только дождаться родов. Когда Мария Стюарт разрешится от бремени и поправит свое здоровье, тогда он попытается завоевать не только ум и уважение королевы, но и ее гордое сердце. Ее гордую душу. Нет, ничего не получится. Риччо испугался дерзости своих мыслей, и ему стало стыдно за свои непристойные мечты. Он почувствовал себя осквернителем святыни.
Неожиданно дверь, отделяющая комнату от королевской опочивальни, распахнулась, и на пороге появился Генрих Дарнлей. С короткими приветствиями он прошел к столу и занял место рядом со своей венценосной супругой. Умному итальянцу показалось, что король старается не смотреть на него. Взгляд Дарнлея как-то нехорошо проходил мимо Риччо, словно не было его за столом, и улыбка у короля была странная: напряженная, злая и немного испуганная. Риччо отложил лютню в сторону, ощутив слабое беспокойство.
И вновь распахнулась дверь, явив на пороге лорда Рутвена с обнаженным мечом. На стремительный недовольный вопрос королевы: «Что вам надо? Кто вас звал?» – лорд глухо ответил, что пришел за «трусом-итальянцем», а звал его король.
Сердце у Риччо оборвалось. Словно в жестоком кошмаре, он увидел, как следом за Рутвеном один за другим стали входить в комнату вооруженные лорды. Итальянец сполз на колени и, разом забыв все языки, кроме родного, стал молить королеву о защите.
От охватившего его ужаса он не слышал, что говорила поднявшаяся из-за стола королева. Он увидел ее округлившийся живот, и в голове его заметалась удивленная мысль о том, что этот заговор и против королевы. Ведь любому ясно, насколько уязвима бывает женщина на этом этапе. Если заговорщикам нужен был только он, Риччо, то его можно было убить в любом другом месте. Они явились сюда в расчете на то, что королева не выдержит леденящей картины убийства, испугается мечей и крови. Как он мог так ошибиться в Дарнлее!? Дарнлей – безумец! Ведь он может стать убийцей своего ребенка, убийцей наследника шотландского престола! И ему потом не оправдаться.
Словно в дурном сне, увидел Риччо, как один из лордов направил пистолет на королеву. Итальянец закричал, и почувствовал на своей шее петлю, и вцепился одной рукой в веревку, чтобы ослабить давление, а другой пытался ухватиться за что-нибудь, чтобы задержаться на пути к смерти. Но ему отсекли пальцы и потащили по полу. Ощутив в себе нечеловеческую силу, он сопротивлялся, как мог, но это только разъярило убийц. Он знал этих людей и помнил, как заискивали они перед ним. Нестерпимая боль вошла в его тело, и Риччо закричал, и снова, и снова боль кромсала его, пока он не потерял сознание. Личный секретарь королевы уже ничего не чувствовал, когда его отяжелевшее, сплошь истыканное ножами тело неловко подняли грубые, липкие от густеющей крови руки и вытолкнули из окна покоев королевы. Бесформенным, кровавым мешком упал он, влажно чмокнув, на булыжники двора. Вскрикнули вороны, и завыли королевские собаки.