В приставку примирения мы не играли года уж как два. Как-то не было необходимости, да и от времени вкупе с частотой усердного применения она уже начала конкретно барахлить.
— Я поищу, ты же не против? — на ходу, с до смерти пугающим энтузиазмом бросил он, вприпрыжку двинув из кухни, едва не впечатавшись при этом по всем законам эпичности прямо лобешником в косяк, и уже вскоре благополучно скрылся за углом с минимальными потерями.
— Вот дебил, — лишь хмыкнул я предосудительно и, решив, что пить уж точно сегодня больше не надо, принялся неторопливо убирать за нами всякие улики.
— Я все слышал, — громко отозвался мелкий уже из комнаты практически сразу и вдруг чем-то адски загромыхал, будто уронил там, как минимум, потолки двух квартир выше, создав при этом все условия для возникновения катастрофы. — Ай, блять!
— Че это? — сразу среагировал я, плюнув на посуду и резко чесанув по следам этого несказанного вершителя массового безумия. — Хорошо, что я не помню, что в ней лежало, — остановившись в проеме и критически рассматривая какую-то увесистую коробку, которую грациозно стоящий на стуле брат неведомым чудом умудрился своротить на пол прямо со шкафа. — Не там ищешь. Слазь лучше.
— Сними меня? — совершенно внезапно предложил он, устремив в мою сторону все свое неотступное внимание и безоблачно, но в то же время застенчиво заулыбался. Вот тут я офигел.
— Каво? — отправляя свою охреневшую интонацию на взлет, хохотнул я и, нервно сглотнув, покачал головой, все равно подходя поближе, но не к брату, а только чтобы склониться над рухнувшей на пол коробкой и посмотреть, что там, вероятно, пострадало при падении.
Намеренно игнорируя все еще возвышающуюся столбом шпану недалеко от меня, я блаженно заулыбался при шумной, сносящей волне опьянения, промчавшейся где-то внутри головы, и теперь меня странно и беспрерывно распирало от окрыляющей, сладостной и чертовски охренительной легкости. Мне надо бухать поменьше, однако.
— Давай, сам залез, сам и спрыгивай.
— Я упаду, — в свою очередь, заканючил этот взрослый ребенок, чуть топнув ногой и, судя по всему, еще и подбоченившись. Походу, его кто-то тут избаловал сверх меры. — Я же пьяный.
— Ты охуевший, — со смехом поправил я, хотя внутренне, так или иначе, беспрекословно уже согласился сейчас выполнить его нелепую и не слишком уж сложную просьбу. — Эх, Билл, — поднимаясь на ноги и с укором привычно цокнув языком, хмыкнул я и подошел к нему, остановившись напротив, примерно, на уровне его живота, после чего вдруг выразил одну свою первую и, вероятно, точную догадку. — Ты ж специально, — медленно опуская ладони на его тощие бока и плавно ведя их на бедра, негромко проговорил я, едва шевеля пересохшими от постепенно нарастающего мандража губами, когда в груди все снова часто забахало и грузно разорвалось фейерверками от такой заманчивой, по-особенному меня волнующей близости.
— Ага-а, — тут же зарываясь пальцами в мои закрепленные резинкой волосы, промурлыкал этот хитрый кот, и я прижался к нему ближе, просто обнимая и изучая руками его такую гармонирующую с ним худобу.
— Так я и знал, — ворчливо пробурчал я, теснее припадая щекой к его животу и чувствуя жар его тела через футболку, в то время как мои бесстыжие прикосновения постепенно добрались до его костлявой, маленькой задницы, реально адски бьющей меня ниже пояса волнами возбуждающего кайфа. Как же давно я об этом грязно и тайно мечтал.. — Вот черт, Билл, — нервно брякнул я, шумно выпуская воздух из груди и жмуря глаза, стискивая в руках его так крепко, что даже самому стало как-то жутко от всего того, что я в тот момент почувствовал.
Я едва не давился эмоциями, болезненно тяжкой, реально невыносимой жадностью, которая просто не имела границ. Я уже откровенно и безнаказанно лапал своего податливого брата, забыв то, о чем он вообще просил, да и просил-то намеренно, а я тупо взял и снова повелся.
— Мм.. — сладко мычал он по-прежнему сверху, чуть пошатываясь и изредка мелко перебирая по поверхности стула ногами, и подобная моей выпуклость на его тесных джинсах с каждым мигом становилась для меня все ощутимее и заметнее. — А! — громко и внезапно заголосил он, когда я, еще разок, напоследок стиснул пальцами через джинсы его мягкие булочки и резко обхватил кольцом рук, приподнимая и вскоре опуская на пол этого бессовестного наглеца.
Однако этот маленький пьяный балбес умудрился опять потерять равновесие, когда я его поставил, как какой-то неживой предмет мебели, и вмиг налетел на меня, с хохотом вжимая всем своим комплектом костей в стенку шкафа.
— Ну, вообще шикардос, — сквозь смешок откомментировал я его поведенное состояние и весь беспокойно, но так приятно сжался, когда к моей коже страстно, жгуче и порывисто прижались жаркие влажные губы.
Билл шумно дышал, откровенно вылизывая мне шею и настойчиво пробираясь руками под футболку, и такое его безтормозное поведение снова напомнило мне давнишние события из клуба. Там он был таким же, только трезвым и впервые обманувшимся, что я пришел туда специально за его приватом и ласками. Все было слишком знакомым и откровенно безумным, и я не был уверен до конца, что хочу все это повторить именно сейчас, все равно находясь на заманчивом распутье между «да» и «нет».
— Ты же хотел поиграть, — напомнил ему я изначальные планы, насильно отстраняя от своей шеи, реально как собаку от кости, с той лишь разницей, что он на меня в этом процессе не рычал, и вскоре все же встретился взглядом с этим ненормальным, дьявольски красивым и очень, как оказалось, сладким зайцем.
— Я и сейчас.. хочу, — пьяно улыбаясь и приближаясь теперь уже конкретно к моему лицу, интимно прошептал он, а у меня чуть не подкосило ноги от крышесносящих перспектив, так легко и соблазнительно передо мной открывшихся.
— Ты ж пьяный, — успел только выдохнуть я перед тем, как пухленькие нежные губы брата влажно и так возбуждающе-запретно прижались к моим. И это, похоже, запустило обратный отсчет для самоуничтожения моего самообладания..
— Нет, я оху.. — даже не договорил он, мило ахнув, когда я сам толкнулся языком ему в рот, быстро и беспроблемно находя язык и сразу же играясь с ним, поглаживая, властно обводя и влажно переплетаясь, пока в паху чертовски горело незримое пламя, в изобилии данное мне на уровне безудержных ощущений. — Мм.. Том.. — широко улыбаясь, проурчал мелкий, не прекращая приятно и робко гладить мой живот, грудь под футболкой, вскоре опуская бесстыдные прикосновения на тугую ширинку, а я, поджав все мышцы и дернувшись навстречу, чуть не взвыл, как мартовский кошак, крепко сомкнув прямо до искр веки.
Мы продолжали жадно, беспрерывно целоваться, все сильнее и ненасытнее распаляясь; я сцепил руки на уровне его соблазнительной, зачетной попы, а этот бессовестный развратный засранец все так же уверенно массировал мой член, надавливая и скользя через джинсы по всей длине давно отвердевшего ствола. Вообще, для того чтобы возбудиться, раньше мне было достаточно только посмотреть на него и пофантазировать, а теперь, когда я оказался вовлечен в свои ожившие, помешанные фантазии, то и ощущения стали значительно ярче и реально еще крышесноснее. Они просто настойчиво сводили с ума, отключая последние, уже насквозь пробитые мыслями о нем мозги, неуверенные призывы совести, обволакивая их возбуждающей пеленой, слепой ко всему чуждому для разума.
Теплые ладони Билла настойчиво легли мне на спину, и я совсем скоро почувствовал, что он снова ведет меня к кровати. Как покорный раб, я переставлял вслед за ним свои деревянные, непослушные ноги и шел туда, куда поведет, а ведет он меня, как я уже успел понять, всегда только в самую гущу пекла.
Пятясь назад и не разрывая объятия, он вскоре столкнулся с краем кровати, отстраняясь и грузно, неустойчиво плюхаясь на нее, после чего сразу же подался вперед и примкнул лицом прямо к моему напряженному паху, при этом обеими руками крепко обнимая за бедра.