— Подожди минутку, Джейк, — прервал ее Билл, забыв о протоколе. — Я не могу купиться на это. Убить кого-либо за процент с продажи книги…
— А как насчет убийства кого-нибудь за полтора миллиона баксов? — спросила Жаклин. — Первая книга Катлин принесла более пяти миллионов, включая права на постановку фильма. Ее вторая книга могла легко увеличить сумму в два раза. Процентная ставка Бутона — пятнадцать процентов. — Выражение лица Билла вызвало у нее сардоническую усмешку. — Ясно? Мотив становится еще более неотразимым, когда он выражен в долларах и центах.
В течение нескольких секунд стояла гробовая тишина. Жаклин вернулась к своему вязанию, а остальные пристально посмотрели на Стокса.
— Какой очаровательный вечер, — холодно заметил он, — но я не думаю, что останусь на обед. И, Жаклин, боюсь, что сюжет никогда не будет продан. Он слишком натянут.
— Не уходи, Бутс, — сказала Жаклин. — Ты еще не слышал самую лучшую часть. Она по-настоящему захватывает.
— Наиболее милосердное объяснение этому представлению это то, что ты умственно больна. Я ухожу. Вы не можете остановить меня.
— Нет, я не могу, — признала Жаклин. — Но он сможет. — Она указала вязальным крючком на Пола.
— Это запугивание, — закричал Стокс. — Офицер, разве вы собираетесь позволить…
— Черт возьми, мистер, я не полицейский, — спокойно сказал Билл. — Я просто бывший шериф. Хотя, как мне кажется, кто-то мог установить контакт с той леди — Августой… как-там ее имя.
— Вы не сможете найти ее, — заявил Бутон. — Она затворница. Она сумасшедшая. Боже, я начинаю думать, что все писатели сумасшедшие! Она даже могла оказаться настолько глупой, чтобы назваться именем Дарси. Как только кто-то вложил эту мысль в ее голову…
— Отпечатки, отпечатки пальцев, — пробормотала Жаклин, — не забывай об отпечатках пальцев, Бутсик. И не надо зацикливаться на остроумной идее добраться первым до Августы. Расслабься и наслаждайся, как говорится в старой пословице; ты, возможно, будешь наслаждаться так, как наслаждается насилуемая женщина. Я почти закончила лучшую часть своего рассказа. Она так чудесна, что я сама с трудом могу себе поверить.
Жаклин подумала об этом; на ее лице расплылось мечтательное удовольствие ребенка, который предвидит окончание хорошо известной, очень любимой истории.
— Если бы я была лошадью, — начала Жаклин, смакуя каждый звук. — Это один из классических методов расследования. «Если бы я была лошадью, то куда бы я пошла?» Поставьте себя на место другого человека, думайте, как думает он, и вы найдете ответ. Я привыкла насмехаться над такой методологией; но, Господи, она работала все это время. Катлин и я очень разные люди. Я никогда бы не смирилась с — прости меня — жертвенной чепухой, которую она терпела так долго. Но у нас есть одно общее, и я не хочу сказать, что этим общим является то, что мы обе писательницы. Нам нравится быть у руля событий. Вот почему Катлин заботилась о своей семье все те годы. Она делала грязную работу, зарабатывала деньги, улаживала конфликты, устраивала им жизнь. Она не ждала, когда все устроится само собой. Катлин устраивала все сама. Итак, спросила я себя, что могла бы она сделать, раз уж она удачно сбежала и была в безопасности? Что бы сделала я? Помимо, конечно, наслаждения новой жизнью?
Уверена, что мне захотелось бы знать одну вещь — что происходит. Я бы постаралась выяснить, кто все подстроил. И если бы я была Катлин, пораженная преувеличенным чувством ответственности за досаждающих родственников, я, вероятно, чувствовала бы себя обязанной наблюдать за ними.
Такое рассуждение и некоторые многозначительные улики убедили меня, что Катлин вернулась в Пайн-Гроув. Это была одна из догадок, которая заставила меня подозревать с самого начала Джан. Я даже хотела знать… ну ладно, я признаю, что это притянуто за уши… я подозревала даже Марджори, повариху. Несколько инцидентов укрепили меня в моих предположениях. В первую ночь, проведенную в коттедже, я была разбужена сильным запахом сирени, любимым запахом Катлин. Шерри тоже пользовалась этими духами, она могла вскарабкаться к окну и разбрызгать духи по комнате, хотя не представляю, зачем ей делать это. У Катлин на это были причины. В то время она злилась на Стокса и на всех людей, которые разрушили ее планы написать продолжение «Обнаженной». Что-то еще случилось той ночью. Я не заметила этого сразу; я только что распаковала вещи и все лежало в беспорядке, который неизбежно сопровождает переезды. Я лишь слегка удивилась, найдя набросок, который, как подразумевалось, написала Катлин и который я вытянула у мистера Стокса со значительными трудностями, не в том месте, где, как мне казалось, я оставила его. Я не понимала, пока моя теория не начала принимать нужные очертания. Катлин, должно быть, увидела его и, возможно, скопировала. Прочитав его, она сообразила, кто замешан в этом деле. «Она поняла, что я также была обманута мистером Стоксом. Это объясняет, почему письма, которые она послала мне, подписанные «другом правосудия», взывали к моему чувству справедливости вместо того, чтобы укорять, как письма, отправленные остальным.
— Но был еще вопрос с ключами, который окончательно убедил меня. Билл был прав, когда предположил, что ключи от коттеджей взаимозаменяемы. У Катлин имелись свои ключи. Она использовала их несколько раз, чтобы проникнуть в мой коттедж. Однажды она сделала кое-что, о чем, я полагаю, она сожалеет сейчас; это, должно быть, было совершено в порыве ярости, когда она прочитала набросок, написанный мною. — Жаклин застенчиво улыбнулась. — Это неплохой набросок, но я должна признать, что он весьма мало похож на то, что могло быть задумано Катлин. И если бы я пробежалась глазами по чему-то, что пародирует или ломает мою работу, я могла бы отреагировать таким же образом. Поняли, что это значит, а? Это значит, что Катлин была здесь, в Пайн-Гроув, когда это случилось.
Следующее, что есть общего между мной и Катлин, так это чувство юмора. — Жаклин наслаждалась собой; ее глаза пылали зеленым светом, а губы дернулись. — Она не могла выбрать более лучшую маскировку, более безопасную, которая доставила бы ей большее наслаждение. Я бы никогда не догадалась, если бы не попыталась быть любезной, что доказывает, что добродетель иногда вознаграждается. Я постаралась поговорить с ней однажды вечером; она выскочила из своего кресла и была на полпути из комнаты, прежде чем я успела моргнуть. Я кричала ей прямо в ухо, потому что думала, что она глуха. А не так давно я узнала, что единственным физическим дефектом на теле Катлин Дарси была деформированная ушная раковина.
Лица собравшихся ничего не выражали, за исключением одного — у Молли Кайл.
— Ох, — задохнулась она от волнения. — О Боже мой! Не хотите ли вы сказать…
Жаклин встала и пошла в дальний конец комнаты. Телевизор был выключен; никто не заметил, как его звук пропал, потому что все внимательно слушали рассказ Жаклин. Большинство зрителей ушли. Единственными из оставшихся были плотная женщина в очках, бешено корябающая по пачке разлинованной бумаги, и маленькая старушка, скорчившаяся в своем кресле, как черный кот.
Жаклин протянула руку. Крис и некоторые другие, считавшие ее неэмоциональной и циничной женщиной, были бы удивлены дрожью в ее голосе, когда она сказала:
— Я составила остроумную, талантливую маленькую речь, но, кажется, забыла об одном. Добро пожаловать, Катлин.