- Ты видишь, я был прав, - негромко бросил он, обращаясь к темнокожему коротышке, погребенному под тоннами камней. - Свидетели совершенно ни к чему.
Улыбнувшись этой мысли, он прикинул на руке вес ящика, словно раздумывая, швырнуть его в пропасть или взять с собой в самолет. Пожалуй, тот едва ли когда-нибудь найдут, и уж ни в коем случае не нападут на его след, но рисковать не стоило. Лучше всего выбросить его из самолета вместе с портфелем в каком-нибудь другом районе джунглей.
Рука здоровяка плотнее сомкнулась на ручке; он ещё раз взглянул вниз на разрушенный мост.
- Впрочем, хотя ты и был коротышкой, мой друг, - добавил он, усмехнувшись, - но шестьдесят кило ты все же весил.
Луч карманного фонаря раскачивался вверх и вниз, когда он, тяжело ступая, возвращался к самолету. Ящик при каждом шаге ударял по ноге, как комнатная собачонка, ожидавшая лакомства. Ночь выдалась напряженная, но верно спланированная, поэтому её успешный исход, в сущности, не стал неожиданным. Приходилось, правда, учитывать возможность осложнений с теми двоими... Но самом деле все прошло гладко. С темнокожим коротышкой, правда, можно было подождать, пока он не загрузит самолет, потому что теперь это придется делать самому, но при данных обстоятельствах рисковать не стоило. Малышу могли прийти в голову странные мысли; так было спокойнее. И труп под самолетом тоже надо бы убрать подальше, но это не проблема. Достаточно подтащить к обрыву и столкнуть вниз, к останкам темнокожего и моста, или оттащить поглубже в джунгли и оставить пожирателям падали. Даже если оставить тело на посадочной полосе, появляющиеся в небе с первым светом дня урубу быстро с ним расправятся. Хотя в этом случае пришлось бы его раздеть, но когда черные птицы - любители падали закончат свое пиршество, для опознания мало что останется.
Здоровяк добрался до самолета, поставил на землю ящик, повернулся, чтобы, пригнувшись, пройти под крылом, поднял фонарь и застыл на месте, не в силах перевести дух; ледяная дрожь пробежала по его спине.
Труп исчез!
В первое мгновение разум отказывался принимать этот факт, во второе попытался отнести исчезновение на счет лесных хищников, но эту мысль здоровяк отбросил так же быстро, как она и появилась, как недостойную человека, который так умно все спланировал, то есть его самого. Справившись с первым приступом паники, он молниеносно подскочил к люку самолета и, распахнув дверь, заглянул внутрь. Насколько он мог заметить, в маленькой кабине ничего не тронуто. Крупнокалиберное ружье оставалось на своем месте, а оружие стало бы, пожалуй, первым объектом поиска.
Нахмурившись, он вернулся к тому месту, где недавно лежало безжизненное тело, наклонился, посветил на пропитанную кровью землю и обнаружил неровный след из красных капель, тянувшийся к густым зарослям у края посадочной полосы. Сразу повеселев, здоровяк прошел по следу до его конца в плотном подлеске и крикнул в сторону джунглей:
- Дружище!
Его голос отражался от стены деревьев, но рука крепко сжимала оружие.
- Почему бы тебе не выйти, чтобы умереть без мучений? От быстрой пули? - Он говорил вполне серьезно. - Поверь мне, в джунглях смерть гораздо хуже.
Внезапно над ним, словно возражая, загоготала стая обезьян. Мужчина подождал ответа, пожал плечами и вернулся к самолету. В этой чаще трудно выжить даже человеку вооруженному и полному сил; если же ты невооружен и тяжело ранен, лес быстро приберет тебя к себе. Здоровяк спрятал револьвер, ещё раз взглянул через плечо на негостеприимные джунгли и занялся погрузкой.
Когда он закончил, уже начинало светать. С минуту он постоял, тяжело дыша, мокрый от пота, затем с трудом забрался в кабину и пристегнулся. Пронзительно взревел мотор, за ним второй, вспыхнули прожектора, прорезав полумрак двумя конусами света. Мужчина дал моторам пару минут прогреться, проверил приборы, затем медленно потянул рычаг газа, отпустил тормоза и повел самолет к началу взлетной полосы.
Когда машина уже достигла точки старта, фары осветили край леса. Здоровяк дал полный газ, вновь покосился на приборы, снял ногу с тормоза и самолет помчался по неровной полосе. Машина подпрыгнула раз - другой, потом поднялась над дремучим лесом, взмывая к лунному свету и свежему воздуху. Руки здоровяка автоматически управляли самолетом, а сам он ещё раз оглянулся через плечо на оставшийся позади прямоугольник посадочной полосы.
Он сдвинул брови. Не то, чтобы раненый представлял какую-то опасность; если тот был в сознании, ему следовало принять предложение и умереть достойной смертью. Но это не важно. Просто он это не планировал. А таких обстоятельств здоровяк не любил.
- Не четко, - строго выговорил он себе и направил самолет на запад, в темноту.
2
Комиссар Жозе Мария Карвальо Сантос да Силва, шеф бразильского отделения "Интерпола", устало спрыгнул с крыла маленького самолета, доставившего его в аэропорт Галеа города Рио-де-Жанейро, и молча принял от пилота сначала туго зашнурованный рюкзак, затем свой старый чемодан. Проворчав слова прощания, которые были не в состоянии даже приблизительно выразить его досаду на полученное поручение, на пилотов, на самолет и на весь белый свет, он тяжело зашагал через бетонное поле к ожидавшему в тени здания управления ВВС полицейскому автомобилю. Четырехдневная щетина противно кололась, глаза жгло от недосыпания, в ушах гудело от шума в кабине, который за последние шесть часов убедил да Силву в том, что старый ящик, в котором он летел, согласно неумолимой логике должен развалиться в воздухе. Если и можно сказать об этом полете что-то хорошее, так самое лучшее в нем было то, что скрежет металла и вой мотора заглушал непрерывный развеселый треп пилотов.
Нестерпимый зной от раскаленного бетона вызывал удушье. Солнце, садившееся за горы, отбрасывало причудливые тени, превращая его тень в жуткое чудовище, и, наконец, занялось бухтой, покрыв золотым глянцем гладкой черной зеркало воды. Вдали выстроились в ряд белые небоскребы центра Рио, словно крошечные оловяные содатики под бдительным оком Коркорадос и статуи Христа на ней. Окна верхних этажей перехватывали косые лучи и приветливо подмигивали, их отражая. Это зрелище обычно сразу поднимало настроение комиссара да Силвы при каждом его возвращении в свой любимый Рио-де-Жанейро, но сейчас ему хотелось только очутиться дома, снять грязную, пропотевшую одежду, принять горячую ванну и затем спать - спать не меньше недели.
За рулем полицейской машины восседала весьма привлекательная молодая дама. В любое другое время да Силва вытаращил бы глаза при виде такой красоты, но сейчас ему лишь с большим трудом удавалось их вообще держать открытыми.
Как и автомобиль, молодая красавица имела отношение к полиции. На ней были форменные юбка и блуза шоколадного цвета, как у всех женщин-полицейских, но ни её официальный вид, ни безликая одежда не могли скрыть яркую внешность. Ее каштановые волосы были густыми и мягкими; темные глаза блестели. Она лучисто улыбнулась, когда он подошел к машине.
- Добрый день, комиссар. Надеюсь, полет был приятным. - голос звучал с едва заметной хрипотцой; в любое другое время да Силва был бы ею просто очарован. - Примите мои наилучшие пожелания...
Да Силва сдвинул брови и перебил ее:
- Простите, как вас зовут?
- Астреа, комиссар. Астреа Пинхейро Алвес. И я желаю вам всего...
- Астреа, вы знаете, где Копакабана?
Большие карие глаза удивленно расширились.
- Разумеется, комиссар.
- А где я живу?
- Конечно, мне дали адрес...
- Хорошо. Постарайтесь как можно скорее доставить меня туда. - Он поспешно поднял руку, пресекая возможные возражения. - И как можно тише. Мои уши сегодня уже достаточно потрудились.