– Ой, перестань. Я это сказала не для того, чтобы тебя уколоть и поставить в неловкое положение. Совсем нет. Пусть сперва все немного выпьют. Когда люди пьяные, приманка работает гораздо эффективнее. Поверь мне, я знаю, о чем говорю.
Эвелин вынимает пачку сигарет и протягивает мне. Я отрицательно качаю головой. Мне нравится запах табачного дыма, потому что напоминает о моем дедушке, но курить не нравится.
– Я уже слишком стара, чтобы бросать, – объясняет Эвелин, – но внутри дома я при гостях курить не стану, чтобы меня живьем не съели. Ты, кстати, не собираешься прочитать мне лекцию о вреде табачного дыма для окружающих?
– О, нет, – уверяю ее я.
– Огонька не найдется?
Я заглядываю в сумочку:
– Губная помада, кредитка, водительские права и телефон. Зажигалки нет.
– А презерватив?
– Не думала, что на такой вечеринке может пригодиться, – отвечаю я.
– Ты мне нравишься, – заявляет Эвелина и осматривается по сторонам. – Что за вечеринку я устроила? Переспать не с кем, прикурить не от чего. Ну и ладно, черт с ним.
Она зажимает губами незажженную сигарету и вдыхает через нее воздух. На ее лице появляется блаженное выражение. Мне она тоже нравится. На лице Эвелин нет косметики, в отличие от всех ее гостей, включая и меня саму, и одета она в кафтан из батика с красивыми узорами.
Такую женщину, как Эвелин, моя чопорная мать назвала бы шалавой и женщиной, из которой можно ковать гвозди, потому что хозяйка вечера громкая, уверенная в себе и открыто выражает свое мнение. В общем, моей матери Эвелин бы явно не понравилась. А вот мне она по душе.
Эвелин бросает так и не выкуренную сигарету на пол и растирает ее носком туфли. Потом подзывает одну из официанток, у которой в руках поднос с шампанским. Подходя к нам, девушка спотыкается и чуть было не роняет поднос на пол, и я представляю себе, как бокалы на высоких ножках разбиваются вдребезги. Тогда я бы подняла один из осколков и сжала бы его в ладони. Многие люди считают, что удачу приносит, например, засушенная лапка зайца. Я считаю, что удачу приносит боль.
Многие люди считают, что удачу приносит, например, засушенная лапка зайца. Я считаю, что удачу приносит боль.
Я давно не думала о боли. Не знаю, почему вдруг именно сейчас я снова о ней вспомнила. Я же контролирую ситуацию.
«Все в порядке, – думаю я, – все в полном порядке. Все хорошо».
– Выпей, – говорит мне Эвелин, протягивая бокал.
Я внимательно смотрю на нее, чтобы понять, заметила ли она, как изменилось выражение моего лица, когда я подумала о боли. Но на лице улыбка.
– Не отказывайся, – продолжает она, заметив мою нерешительность. – Я купила десять ящиков хорошего алкоголя. Не пропадать же добру? Конечно, нет.
Эвелин поворачивается в сторону официантки:
– Ненавижу шампанское. Принеси мне водки. Чистой, холодной, и четыре маслины. И давай побыстрее. Ты же не хочешь, чтобы я высохла от жажды и меня, словно сухой лист, унес ветер?
Официантка отрицательно качает головой. Вид у нее, словно у испуганного зайца, который только что пожертвовал свою лапку для счастья кого-то другого.
Эвелин снова обращается ко мне:
– Ну, как тебе нравится Лос-Анджелес? Что успела посмотреть? Где была? Уже купила карту, на которой обозначены дома звезд? О боже, надеюсь, что тебя не засосала туристическая трясина.
– Пока я видела только десятки километров автотрасс и то, что находится в моей квартире.
– Что ж так грустно? Впрочем, теперь я еще больше рада тому, что Карл притащил твою тощую задницу на эту вечеринку.
С тех времен, когда моя мать тщательно следила за всем, что попадало мне в рот, прошло несколько лет, за которые я набрала восемь килограммов. Я очень довольна своей попой, хотя не назвала бы ее слишком худой. Однако я понимаю, что Эвелин хотела сделать мне комплимент, и отвечаю:
– Я сама рада, что он меня сюда вытащил. Картины просто замечательные.
– Ой, не надо! Никаких разговоров из вежливости. Только не это, – говорит Эвелин. – Впрочем, допускаю, что ты действительно так считаешь. Картины и впрямь неплохие. Но мне не нравится, когда ты начинаешь вести себя, как пай-девочка. Я хочу достучаться до тебя, до той, какая ты есть на самом деле, поэтому давай без формальностей.
– Простите, – говорю я, – больше не буду.
Отказаться от этих формальностей непросто для меня, можно сказать, что я впитала их с молоком матери. Мне было всего три года, когда она впервые отвела меня в ресторан Mansion в Тертл-Крик в Далласе, и с тех пор правила хорошего тона стали важнее всего на свете. Я знаю, что и как есть, когда и сколько пить, а также какие шутки рассказывать окружающим. Я знаю все оттенки и нюансы светской беседы. Я научилась лучезарно улыбаться, и эта улыбка стала своего рода защитой от окружающего мира.