— Взять под стражу наших друзей и определить в разные камеры, — проговорил этот ублюдок, захотелось двинуть ему в морду сапогом, но меня уже схватили за локти, — если через сутки я не приму другого решения, то можно будет освободить господ и проводить ко мне в кабинет. Но пока пусть
посидят взаперти.
Я только взглядом извинился перед ребятами, когда нас тащили по коридорам крепости, но в ответ получил лишь ободряющие улыбки. В подземелье, куда нас поволокли, было темно, лица ребят я различал с трудом, камеры, в
которые их распихали, старательно запомнил. Меня засунули в каталажку в самом конце коридора словно специально. Пришлось дождаться, пока охрана наболтается и
удалится, пока затихнет эхо шагов и привычная едва слышная возня станет
оглушительной. Сумерки уже опустились на город, это было видно в крошечное
окошко под потолком камеры. Я решился.
Руки дрожали, пришлось сначала успокоиться, дыша через нос, а потом тщательно приготовиться. Хорошо, что нас не обыскивали. Я снял ремень, посмотрел на светящуюся пряжку и, выдохнув, хорошенько её потёр, словно хотел наполировать за секунду.
Раздался лёгкий хлопок и посреди моей камеры появился очумевший Арк. Он моргал, пытаясь прийти в себя, словно я разбудил его
внезапной телепортацией. Не теряя времени, я скрутил запястья мага ремнём, пока он не принялся чудить, утащил в угол и заставил встать на колени на какой-то охапке соломы.
— Прости, Арк, но так надо, — я старался смотреть в глаза обожествленного колдуна, выражая лицом крайнее раскаяние. – не хочу, чтобы из-за тебя, нас казнили.
— Где я, ты, чертов ублюдок?! – он не кричал и уже спасибо.
— Мы в тюрьме в Сти, — пустился я в пояснения, — ты был заключён в магической побрякушке, нас посадили под стражу. Магия вернулась в мир, но они боятся, что твои зверушки полезут из разных дырок, чтобы всех скушать.
— И они полезут… — я видел, как злость закипает в глазах безумного магуна, как дрожат связанные руки.
— Если ты попробуешь хоть пальцем угрожающе шевельнуть – я размажу твой череп об эти камни, — серьёзности мне было не занимать, на кону стояли наши жизни и судьбы жителей целого континента.
— Хорошо, но ты же не для этого вытащил меня из заключения, мерзкая гнусная шкура, — выплюнул мне в лицо Арк, который если и боялся меня, то виду не подавал.
Ну, я бы тоже не очень опасался невысокого чудика в разных ботинках, без рубашки и в нелепых штанах. Ну, точнее вообще бы не боялся, будь я великим магом.
— Первое: перестань сквернословить, это тебе чести не делает, великий Арк, — было сложно не приложить наглого злодея о кирпич, чтобы
проверить что крепче – местный камень или дурная голова, — второе: у меня есть
предложение, которое может тебе понравится. Давай поговорим, не угрожая друг
другу. Хорошо?
— Попробуем, но если мне что-то не понравится, — Арк состроил зверскую рожу, которая должна была меня устрашить но бесконечно насмешила. Еле удержался, чтобы не заржать.
— Я понял, понял, о великий! – кажется, тщеславный магун не просёк иронии.
Путы пришлось снимать аккуратно, дабы не навредить важной особе. Мы расселись на соломе и посмотрели друг на друга. Да, маг был высоким, очень высоким, но при этом довольно стройным, почти тощим, этого не мог скрыть даже балахон. Лицо молодое, небольшая борода, явно не такая, как у изваяний, усики тонкие, высокий лоб, выдающиеся скулы, натянутая кожа на бледных щеках. Губы полные и очень необычные темно-серые глаза, воткнутые в крупный череп довольно глубоко. Лицо было приятным и отталкивающим одновременно, наверное из-за интеллигентности и надменности, которые сплетались во взгляде, в посадке головы, в мимике.
И я вдруг понял, что ему непросто нести это бремя великого и ужасного, что гордыня давит на него, что необходимость играть опостылевшую роль и жажда большего могущества просто размозжила личность между своими тяжёлыми жерновами. Он же всё это время изучал меня пристально, как врага, но почему-то в последний момент смутился и отвел глаза. Кажется, мы поняли друг друга, не говоря ни слова.
— Совсем дерьмово? – я повернулся боком, чтобы больше не выдавать эмоций.
— Да, как сказать, — его голос вибрировал на непривычных смягченных нотах, — мне казалось, что есть смысл. А его нет. Всё, на чём я вырос, к чему стремился – это змея, которая пожирает сама себя, при этом
вырастая каждую ночь ровно настолько, насколько она съела.