Никто не поверит, что мы не видели слабостей друг в друге. Но то ли привалило счастье сочетания, то ли сама работа в крошечной редакции нас держала в тисках взаимных обязательств, как бы то ни было, трудностей внутри мы не испытывали, все были на месте. Даже если бы кто-то один оказался чужеродным, началась бы вибрация, и кто знает, как это отразилось бы на издании.
Удивительно, но игра, занимающая не на шутку миллионы людей, застряла на низеньком уровне специальной технологии, элементарного «футболоведения». Печатных строк ей отводится несчетное количество, а тратятся они преимущественно на чертежный разбор разыгранного вчера вечером на зеленом листе поля, на школьные нравоучения вслед ошибочным действиям мастеров, на высокопарные призывы и беспощадные разносы. Эта смесь вторжений, методических и грубо эмоциональных, создает вокруг футбола бурление кипятка, скрежет рассерженных циркулей, рейсфедеров и указок. Возможно, эта горячая смесь полезно понукает и страшит. Но далеко не все объясняет.
Думаю, что ни одна другая из известных, признанных профессий не смогла бы благополучно существовать в подобной атмосфере, она бы воспротивилась, восстала, да и здравый смысл подсказал бы, что надо угомониться, оставить эту профессию в покое, чтобы в ней воцарилась деловая обстановка. Футбольная профессия все это привычно, покорно терпит.
Почему же терпит? Уязвимость футбола — в видимой простоте успеха. Что требуется? Сущая безделица: один меткий, сильный удар по мячу, после которого всколыхнется сетка ворот, и толпа на стадионе и у телевизоров зайдется в ликовании. Все остальное, творящееся на поле на протяжении полутора часов, легко может показаться тратой времени, длинной чередой несуразных оплошностей, бесполезной беготней. Еще в сороковые годы легендарный радиорепортер Вадим Синявский повторял свое знаменитое: «Будет ли кто- нибудь бить?» Это его восклицание неспроста прославилось и запомнилось — в нем сжаты нетерпеливые чаяния.
Особенно настаивают на облегченном представлении о футболе люди, от которых он зависим. Им невдомек, да и нет ни времени, ни желания вникнуть, разобраться, постичь. Они-то и задают тон в грубом начальственном понукании, а им услужливо вторят те, что «пониже». Докатывается этот вал и до некоторых тренеров, и до некоторых репортеров. И гремит во вред.
Заявить, что футбол признан всем человечеством без исключения, было бы сильным преувеличением. Мне не раз приходилось выслушивать вежливо-ироничные отзывы о футболе образованных, интеллигентных людей, знакомых с ним понаслышке. Их как раз более всего забавляла примитивность футбольного спектакля, где только и требуется, что ударить и попасть. А свое суждение о примитивности они заимствовали, заглядывая искоса в спортивные рубрики газет, слушая вполуха телекомментаторов. И ничего удивительного, что заходила речь о «грубом зрелище», о «неразвитом вкусе толпы». Для них вопрос давно и окончательно решенный, а разговаривали они со мной на эту тему в силу воспитанности, помня о моей профессии. И никакие они не эстетствующие личности, не позеры, не «оторвавшиеся от масс». У них просто не было повода задуматься о феномене футбола. Да и где сыщешь такой повод, кто его предложит в горластой, бестолковой суете, окружающей футбол, да еще с его убогим жаргоном?
Приучившись с самого начала, «с младых ногтей», видеть футбол и его людей неразгаданными, я так и остался с этим ощущением, несмотря на годы профессионального, близкого знакомства. И сколько ни читал о нем и сколько ни писал сам, долг не только не погашался, но и рос. Приближение — да, но не постижение. Не футбол, а мы, о нем пишущие, ради собственного удобства предложили череду «стандартных положений», которые и разрабатываем, считая их достаточными, сводя к ним любые ситуации и переживания.
Хочется верить, что наша редакция, пусть немного, но что-то сделала для приближения к футболу. И авторов привлекали с разбором, тех, кто имел что сказать, и рубрики изобретали — а они нечто вроде смотровых инструментов, помогающих более глубокому проникновению,— и героев футбола заставляли разговориться, и прикасались к психологической подоплеке, и настаивали на том, что без искренности, идейности футболу не жизнь, и жаргон, как могли, вытравляли.
Типографским способом был изготовлен список «Наше сквернословие», включавший слова и обороты, запрещенные для употребления в материалах еженедельника. Он был у каждого сотрудника, висел на стене. Приведу кое-что из него.
Автор гола Питал мячами
Эффектно и эффективно К сожалению...
Баталия Дуэт, трио, квартет, квинтет
Бескомпромиссность В рекомендациях не нуждается
Наставник (в значении «тренер») Отличился (забил гол)
Выверенная передача Сплав молодости и опыта
Словно слаломист... Качественные действия
Вратарь на высоте Штанга спасла
Легкая добыча вратаря Культура паса
Турнирный экватор Подопечные (такого-то тренера)
Голый энтузиазм Цементировать
Ниже своих возможностей Кредо
Отдаю себе отчет в том, что маленький журнал специального назначения — никакой не литературный альманах, на его страничках дай бог уместить самое необходимое. И все же чем дальше, тем яснее подступала неудовлетворенность.
Перестало придумываться. Если прежде я ехал в метро в редакцию и соображал, что бы сотворить, то теперь читал или разглядывал попутчиков. Наверное, всему свои сроки. Это почувствовал Валерий Винокуров и переменил место работы. Вслед за ним и я положил предел своему редакторству.
Однако, как и раньше, как и всегда, мне не дает покоя ощущение, что футбол нуждается не в одной деловой чертежной прозе. И жаль, что мало для этого сделано. Хотелось наметить хоть тоненькую тропочку. С этим чувством, сделавшись свободным, писал книги «Форварды» и «После матча», с тем же чувством пишу и эту. Как знать, не заглянут ли в них молодые продолжатели, не извлекут ли что-то из нашего опыта, чтобы пойти гораздо дальше. Да и время — за них.
Чтобы не повторяться, не топтаться на месте, да и не мешать, я обрубил связь с «Футболом — Хоккеем». А годы, прожитые на улице Архипова, 8, на третьем этаже налево по коридору, вспоминаю с нежностью.
ИЗ ЗАВТРА — В СЕГОДНЯ
Право обронить в разговоре, что ты свидетель пятидесяти трех чемпионатов страны,— грустное право, оно приобретено, фигурально выражаясь, ценой всей жизни. Мне нетрудно представить, как нынешний начинающий болельщик когда-нибудь, не без скрытой заносчивости, произнесет: «Я видел все чемпионаты с пятидесятого по сотый», хотя сегодня он замашет руками, отводя от себя столь сомнительное обещание.