— Представь себе, Ульян, я ж вообще по парку не гуляю, дома пью, подальше от храма (утренний четок не считается, это завтрак), а тут ни с того ни с сего, дай, думаю на солнышке, один посижу, тяпну, закушу… Вот с чего бы? Не романтик я, а тут на тебе. Смотрю, в кустах эта сухостоина притаилась, а потом пропала, вот я и вылез поинтересоваться, куда она делась. А тут такая фигня. Вот же тварища какая, ведь убила бы тебя! Жаль, что я её не до конца изнохратил, гадюку…
Потом Серёга проводил меня, трясущуюся, до дороги, посадил на такси (рассчитался с водителем!) и велел дома выпить ещё полулитру, «чтоб не мотыляло».
Дружили мы с ним после этого крепко, а тётка эта пропала, как тать в ночи. Как и не было.
Никудышная любовь
Мы никогда не знаем, зачем и почему мы попадаем в определённые ситуации и становимся участниками каких-то событий. Неведомо. Но это только поначалу. Когда проходит время, всё становится на свои места, успокаиваешься ты, утихает вихрь событий, и потихоньку начинаешь понимать, для чего всё было и почему именно так всё сложилось.
Лет десять назад накрыла меня страшная, испепеляющая любовь. Такая, от которой забываешь, как правильно дышать, мыслить и вообще жить. И была она вся неправильная с самого начала, никудышная, не хотела я такой любви. Человек, на которого обрушился весь этот Айвазовский, был мало того что моложе меня на десять лет, что в принципе противоречит моим внутренним установкам, так ещё и блондин, эдакий ангел златые власы. Когда это мне нравились блондины?! Никогда.
А я на тот момент была редкой красоткой: весом и сто пятьдесят и костыликом. Гусыней передвигалась — шлёп-шлёп. И для мужчин любого ранжира, кроме совсем уж лютых извращенцев, не представляла никакого интереса, а уж для златовласых ангелов, но которым убивался весь мединститут, и подавно.
Познакомились мы на дне рождения у общих знакомых. Шумная, чрезмерно весёлая тётенька с острым языком, пляшущая с костылём наперевес чарльстон и джигу, поразила ангела, как поражает странниц говорящая собачка. И это я себе ещё льщу.
Мальчик был умненький, остроязычный, заядлый театрал, и мы подружились. Вернее, он со мной подружился, а я влюбилась в него без памяти. Объяснить рационально то моё чувство нельзя было никак, случилось и случилось. Слава Богу, мы жили в разных городах, и всё наше общение сводилось к испепеляющей юмором и сарказмом переписке. Мальчик думал, что нашёл друга-весельчака, не догадываясь, что во втором смартфоне бьётся разрываемое в клочья от любви сердце. Кто ж ему правду скажет…
А через пару месяцев, когда он резко замолчал на два дня, и я уже начала тихо умирать, мне позвонила его рыдающая мама и попросила молитв. Молитв о тяжко страждущем, болящем рабе Андрее. Андрей умирал, по-настоящему. Без дураков.
В 18 лет он переболел ангиной, которая дала страшное осложнение на почки. Гломерулонефрит.
Причём такой… Ну как сказать — без перспектив. Он сам — медик, мама тоже. И своей медицинской головой они понимали, что с ним происходит и каков будет конец.
Уже была агония. И мы встали на молитву. Восемь часов на коленях. Они у одра умирающего сына, я — дома, у иконы, рядом со спящим и тогда совсем ещё маленьким ребёнком.
Утром Андрюхе стало лучше. А через две недели он вышел из больницы. Но потом ещё полгода болезнь терзала его так, что с колен мы практически не вставали. Он умирал раз десять, если не больше. И в одно из самых сильных обострений я поехала к нему. Прощаться. Всё к тому шло.
Я сидела у его кровати, смотрела на него, такого непохожего на себя, раздутого от отеков и гормонов до неузнаваемости, и как мантру повторяла:
— Ты будешь жить, скоро всё закончится, ты женишься на самой красивой девушке города, и я приеду на твою свадьбу и буду плясать джигу на столе, а потом под столом и вообще, где придётся. А потом у вас родятся детки, и мы будем их крестить, а на крестинах я спляшу чарльстон, хочешь?
— Хочу…
И мы молились уже вместе. Как тогда не лопнуло моё сердце, не знаю… От любви, от жалости, от безнадёжности той ситуации. Вера в хороший исход уже еле теплилась, добиваемая врачебными вердиктами.
А через четыре года Андрей женился. На очень красивой, замечательной девушке. На его свадьбе рыдало десятка два безутешных красавиц. Я не рыдала, я была счастлива за него. Как только Андрей ожил, чувство моё улетучилось и больше не терзало моё сердце. Остались дружба и привязанность, на долгие-долгие годы. И только тогда я поняла, зачем и для чего мне была послана эта несуразная любовь.
Молитесь о тех, кого вы любите, любовь творит чудеса. Великие чудеса. Она побеждает смерть. Извините за банальность. Но это так.