- Сразу,- серьезно подтвердила Дора.
- Да, у нас с Дарьей Михайловной все вдруг делается. Я того и гляжу, что она когда-нибудь пойдет два аршина лент купить, а мимоходом зайдет в церковь, да с кем-нибудь обвенчается и вернется с мужем.
- Нет-с, этого, душенька, не случится,- отвечала, сморщив носик, Дора.
- Ох, а все-таки что-то страшно,- шутила Анна Михайловна.
- Во-первых,- выкладывала по пальцам Дора,- на мне никогда никто не женится, потому что по множеству разных пороков я неспособна к семейной жизни, а, во-вторых, я и сама ни за кого не пойду замуж.
- Какое суровое решение! - произнес Долинский.
- Самое гуманное. Я знаю, что я делаю; не беспокойтесь. Я уверена, что я в полгода или бы уморила своего мужа, или бы умерла сама, а я жить хочу жить, жить и петь.
Дорушка подняла вверх ручку и пропела:
Золотая волюшка мне милей всего.
Не надо мне с волею в свете ничего.
- Вот,- начала она,- я почти так же велика, как Шекспир. У него Гамлет говорит, чтоб никто не женился, а я говорю - пусть никто не выходит замуж. Совершенно справедливо, что если выходить замуж, так надо выходить за дурака, а я дураков терпеть не могу.
- Почему же непременно за дурака? - спросил Долинский.
- А потому, что умные люди больше не будут жениться.
- Триста лет близко, как наш Гамлет положил зарок людям не жениться, а видите, все люди и женятся, и замуж выходят.
- Ну, да, все потому, что люди еще очень глупы, потому что посвистывает у них в лбах-то,- резонировала Дора.- Умный человек всегда знает, что он делает, а дураки - дураки всегда охотники жениться. Ведь, вы вот, полагаю, не женитесь?
- Нет-с, не женюсь,- отвечал, немного покраснев, Долинский.
- А-а, то-то и есть. Даже вон в краску вас бросило при одной мысли, а скажите-ка, отчего вы не женитесь? Оттого, что вы не хотите попасть в дураки?
- Нет, оттого, что я женат,- еще более покраснев и засмеявшись, отвечал Долинский.
Дорушка быстро откинулась, значительно закусила свою нижнюю губку и, вспрыгнув со своего места, юркнула за драпировку.
Долинский обтирал выступивший у него на лбу пот и смеялся самым веселым, искренним смехом. Анна Михайловна сидела совершенно переконфуженная и ворочала что-то в своей рабочей корзинке. Щеки ее до самых ушей были покрыты густым пунцовым румянцем.
Секунды три длилась тихая пауза.
- Нет, это уж черт знает что такое! - крикнула из-за драпировки Дорушка голосом, в котором звучали и насилу сдерживаемый смех, и досада.
- Да, все это оттого, что ты всегда знаешь, что ты делаешь!- тихо проговорила с упреком Анна Михайловна.
Долинский опять рассмеялся и вслед за тем послышался несдержанный смех самой Доры. Анне Михайловне тоже изменила ее физиономия, она улыбнулась и с упреком проронила:
- Чудо, как умно!
- Что ж, "чудо, как умно!" - заговорила, появляясь между полами драпировки, смеющаяся Дора.
- Очень умно,- повторила Анна Михайловна.
- Да разве же я виновата,- оправдывалась Дора,- что настал такой век, что никак не наспасешься? Кто их знает, как они так женятся, что это по них незаметно! Ну, чего, ну, что это вы женились и не сказываете об этом приятном происшествии? - обратилась она к смеющемуся Долинскому и сама расхохоталась снова.
- Да нет, это вы вышиваете,- продолжала она, махнув ручкой.
- Ну, не верьте.
- И не верю,- отвечала Дора.- Мне даже этак удобнее.
- Что это, не верить?
- Конечно; а то, господи, что же это в самом деле за напасть такая! Опять бы надо во второй раз перед одним и тем же господином извиняться. Не верю.
- Да совершенно не в чем-с извиняться. Вы мне только доставили искреннее удовольствие посмеяться, как я давно не смеялся,- отвечал Долинский.
Хозяйки, по-русски, оставили Долинского у себя отобедать, потом вместе ходили гулять и продержали его до полночи. Дорушка была умна, резва и весела. Долинский не заметил, как у него прошел целый день с новыми знакомыми.
- Вы, Дарья Михайловна, бываете когда-нибудь и грустны? - спросил он ее, прощаясь.
- Ой, ой, и как еще! - отвечала за нее сестра.
- И тогда уж не смеетесь?
- Черной тучею смотрит.
- Грозна и величественна бываю. Приходите почаще, так я вам доставлю удовольствие видеть себя в мрачном настроении, а теперь adieu, mon plaisir, {До свиданья, моя радость (франц.)} спать хочу,- сказала Дорушка и, дружески взяв руку Долинского, закричала портьеру: "Откройте".
Глава пятая
КОЕ-ЧТО О ЧУВСТВАХ
Прошел месяц, как наш Долинский познакомился с сестрами Прохоровыми. Во все это время не было ни одного дня, когда бы они не видались. Ежедневно, аккуратно в четыре часа, Долинский являлся к ним и они вместе обедали, вместе гуляли, читали, ходили в театры и на маленькие балики, которые очень любила наблюдать Дора. Анна Михайловна, со своими хлопотами о закупках для магазина, часто уклонялась от так называемого Дорою "шлянья" и предоставляла сестре мыкаться по Парижу с одним Долинским. Знакомство этих трех лиц в этот промежуток времени, действительно, перешло в самую короткую и искреннюю дружбу.
- Чудо, как весело мы теперь живем! - восклицала Дора.
- Это правда,- отвечал необыкновенно повеселевший Нестор Игнатьевич.
- А все, ведь, мне, всем обязаны.
- Ну, конечно-с, вам, Дарья Михайловна.
- Разумеется; а не будь вы такой пентюх, все могло бы быть еще веселее.
- Что ж я, например, должен бы делать, если б не имел чина пентюха?
- Это вы не можете догадаться, что бы вы должны делать? Вы, милостивый государь, даже из вежливости должны бы в которую-нибудь из нас влюбиться,-говорила ему не раз, расшалившись, Дорушка.
- Не могу,- отвечал Долинский.
- Отчего это не можете? Как бы весело-то было, чудо?
- Да вот видеть чудес-то я именно и боюсь.
- Э, лучше скажите, что просто у вас, батюшка мой, вкуса нет,- шутила Дора.
- Ну, как тебе не стыдно, Дора, уши, право, вянут слушать, что ты только врешь,- останавливала ее в таких случаях скромная Анна Михайловна.
- Стыдно, мой друг, только красть, лениться да обманывать,- обыкновенно отвечала Дора.
Мрачное настроение духа, в котором Дорушка, по ее собственным словам, была грозна и величественна, во все это время не приходило к ней ни разу, но она иногда очень упорно молчала час и другой, и потом вдруг разрешалась вопросом, показывавшим, что она все это время думала о Долинском.
- Скажите мне, пожалуйста, вы в самом деле женаты? - спросила она его однажды после одного такого раздумья.
- Без всяких шуток,- отвечал ей Долинский.
Дорушка пожала плечами.
- Где же теперь ваша жена? - спросила она опять после некоторой паузы.
- Моя жена? Моя жена в Москве.
- И вы с ней не видались четыре года?
- Да, вот скоро будет четыре года.
- Что ж это значит? Вы с нею, вероятно, разошлись?
- Дора! - остановила Анна Михайловна.
- Что ж тут такого обидного для Нестора Игнатьича в моем вопросе? Дело ясное, что если люди по собственной воле четыре года кряду друг с другом не видятся, так они друг друга не любят. Любя - нельзя друг к другу не рваться.
- У Нестора Игнатьича здесь дела.
- Нет, что ж, Анна Михайловна, я, ведь, вовсе не вижу нужды секретничать. Вопрос Дарьи Михайловны меня нимало не смущает: я, действительно, не в ладах с моей женой.
- Какое несчастье,- проговорила с искренним участием Анна Михайловна.
- И вы твердо решились никогда с нею не сходиться? - допрашивала, серьезно глядя, Дора.
- Скорее, Дарья Михайловна, земля сойдется с небом, чем я со своей женой.
- А она любит вас?
- Не знаю; полагаю, что нет.
- Что ж, она изменила вам, что ли?
- Дора! Ну, да что ж это, наконец, такое! - сказала, порываясь с места, Анна Михайловна.
- Не знаю я этого, и знать об этом не хочу,- отвечал Долинский,- какое мне до нее теперь дело, она вольна жить, как ей угодно.
- Значит, вы ее не любите? - продолжала с прежним спокойствием Дорушка.