Может быть, дядя Гудвин прав? Какое-то явно тяжелое чувство отражалось в ее взгляде. Какое же? Жадность? Нет, что-то более сильное. Напряженная воля. Точнее, отчаянная решимость добиться чего-то очень нужного.
Между тем, странное выражение ее глаз объяснялось несколькими причинами сразу.
Радостный всплеск надежды: анализ крови показал, что тетушка Полли сможет быть донором для мамы.
Отчаяние: где раздобыть триста пятьдесят тысяч долларов на операцию по пересадке умирающей матери костного мозга?
Решимость: на карту поставлена жизнь единственного близкого ей человека. Она обязана разбиться в лепешку, но достать эту кучу долларов. Боже милостивый, подскажи, где взять такие деньги?
Мучительные мысли осиным роем вились в голове Денизы Белл, в то время как она бренчала браслетами с колокольчиками, притопывала босыми ногами и виляла бедрами. Она любила танцевать, и обычно на сцене все дурное забывалось. Но не сегодня. Мысль о необходимости операции не отпускала ни на секунду.
Закончив танец и слыша за спиной взрыв аплодисментов, Дениза убежала со сцены, но с разбегу натолкнулась на жирный живот Сэма Трэвиса. Сжимая сигару в пожелтевших от курения зубах, он довольно ухмыльнулся.
— Ты великолепна, малышка! Работаешь лучше мамы. Слышишь, как мужики беснуются? Иди-ка поклонись им еще разок. — И он подтолкнул ее к сцене.
Она поклонилась, но отрицательно покачала головой, когда ей стали кричать «бис», послала несколько воздушных поцелуев и снова убежала за кулисы. Дениза торопилась уйти — надо было придумать, где достать деньги. Она увильнула от распахнутых объятий хозяина, подарив ему, правда, теплую улыбку, и скрылась в гримерной.
Владелец бара был мужик добрый и легко согласился взять ее на место матери. Выступая в баре четыре вечера в неделю, Дениза зарабатывала вдвое больше, чем на службе в администрации штата. Но сейчас это были не деньги по сравнению с тем, что ей требовалось. Ледяной спазм страха стиснул желудок. Она глубоко вдохнула и выдохнула, затем постаралась расслабиться. Что бы там ни лезло в голову, не сдаваться…
— Как у мамы дела, Денни, крошка моя? поинтересовалась Сьюзи, пухленькая блондиночка, работавшая в баре официанткой. Она забежала на минутку в гримерную передохнуть в кресле и сейчас смотрела на Денизу с выражением искреннего участия в карих глазах.
— Намного лучше. Главное — не поддаваться пораженческим мыслям. Как бы там ни было, но есть ведь и основания для надежды. Метастазов не обнаружено. Если бы достать костный мозг для пересадки!.. Она выпрямилась, плотно сжала губы. Никаких «если»! Надо достать трансплантат — вопрос ставится только так!
Триста пятьдесят тысяч долларов! Важнее нет ничего на свете. Хотя она работала на двух работах, но денег не хватало даже на то, чтобы расплатиться за госпитализацию и анализы. В ушах звучал голос врача: «Надежда только на пересадку. Но учтите, что подобные операции пока носят экспериментальный характер, так что страховым полисом расходы не покрываются».
Не покрываются! Она чуть не взорвалась от негодования. Все эти годы мама платила страховку, но ее хватило на покрытие лишь восьмидесяти процентов чудовищного счета за пребывание в больнице и на анализы для установления диагноза. А на само лечение, на операцию страховка, видите ли, не распространяется. Это несправедливо! У каждого есть право на подобающее медицинское обслуживание. Она уж постарается найти какого-нибудь умного авторитетного человека, который докажет этим медицинским рвачам, что они обязаны прооперировать ее маму. Если только она не слишком долго будет искать этого человека. Иначе мама не дождется…
— Да, это такой удар! — Сьюзи затянулась сигаретой. — Кто-кто, но чтоб Глория вдруг ни с того ни с сего заболела раком, такого я не ожидала. Она была такая жизнерадостная… вся какая-то заводная. Всегда смеялась, шутила…
Да, такой мама и была, подумала Дениза. Она много гастролировала, и каждое ее возвращение домой превращалось для дочери в праздник, в глоток свежего воздуха. Мама учила ее танцевать, и в это время они обе веселились от души.
— В тот вечер она танцевала как обычно и вдруг рухнула на пол. — Сьюзи покачала головой, вспоминая. — Поверишь, я чуть не умерла со страху.
— Я тоже, — Дениза сбросила свой наряд баядерки и надела белое шелковое платье с глубоким вырезом, низкой талией и гофрированной мини-юбкой. Такие ножки грех скрывать, сказал ей однажды Сэм, и она прислушалась к его совету.
— Ты примчалась в одну минуту.
— А мне показалось, что такси тащилось два часа.
После того как Сэм позвонил ей, она тут же бросилась к дверям. К ее приезду мама уже очнулась после того, что все они приняли за обморок. Но выглядела она такой бледной и несчастной, что Дениза сразу сказала себе: больше мама выступать не сможет, настала пора мне о ней заботиться. Начала она с того, что повела мать на доскональное медицинское обследование. Тогда-то и обнаружилось, что Глория нуждается не просто в отдыхе…
Когда пачка больничных счетов начала расти, Дениза вспомнила слова Сэма Трэвиса: «А ты умеешь танцевать, малышка? Если мама застрянет в больнице, то, может быть, ты…»
Конечно, она была преисполнена желания делать теперь ради мамы то, что мама делала ради нее. Хорошо хоть, что к этому времени она закончила университет и уже два месяца работала в Комитете по экономическому развитию штата Мэн. Повезло и в том, что работа находилась недалеко от дома, вернее, от квартиры, которую она сняла. Мама, тогда еще здоровая, приехала к ней, чтобы помочь устроиться в новой квартире, и решила остаться с ней. «Буду иногда ездить по разным штатам, — сказала она, — раз-два и обратно, а остальное время воспитывать тебя, чтобы ты была примерной девушкой».
От этих слов Дениза расхохоталась. Как будто гастроли были великой радостью, безмятежным порханием по жизни, а не выколачиванием долларов напряженным трудом, кривлянием перед разомлевшими от виски, пива и похоти мужиками. И эти обшарпанные гримерные… — Она огляделась. Почему ей раньше никогда не приходило в голову, чего стоило маме содержать тетю Полли, дочь и двух ее кузин?..
Дениза мало знала о своем отце, только то, что Марк Белл был маминым партнером по танцам и бросил ее, когда дочке исполнилось два годика. Но Глория Белл предпочитала жить, не оглядываясь назад и не вороша прошлое. Что было, то было. Она взяла псевдоним Шерри Шеридан и стала исполнять на эстраде «танец живота». Сестра ее Полли и муж сестры Джеймс взяли к себе маленькую Денизу и заботились о ней так же, как и о своих двух дочерях. Когда же дядя Джеймс — Дениза его очень любила — скоропостижно скончался, Глория настояла, чтобы Полли не устраивалась ни на какую работу, а сидела дома с детьми.
— Не выношу, когда дети с ключом на шее идут из школы в пустую квартиру, — сказала она. — Я буду тебя содержать, Полли.
И она выполняла свое обещание до тех пор, пока дочери Полли не встали на ноги и не начали работать школьными учительницами. А когда и Дениза слезла с материнской шеи, тут-то с Глорией стряслась эта беда.
Как же нелегко было маме содержать всю нашу ораву, подумала девушка, расчесывая длинные черные пряди парика, которым она прикрывала свои золотисто-каштановые кудряшки. Парик был частью ее сценического образа, и когда она спускалась в зал посидеть за столиком с гостями, то обязана была оставаться в нем. Так у нас было оговорено с Шерри, никуда не денешься, объяснил ей Сэм.
Дениза принимала его слова на веру. Кстати, она никогда не расспрашивала маму, сколько та зарабатывает. Она вообще видела маму на сцене один раз в жизни, в пышном представлении на Бродвее, и ей никогда не приходило в голову, как редко маме выпадала такая удача. То, что мама не звезда балета, Дениза понимала, но то, что ей пришлось докатиться до такого низкопробного кабака, как заведение Трэвиса, было для нее неприятным открытием.
— Нет, правда, малышка, у тебя это здорово получается.
Погруженная в свои мысли, Дениза даже вздрогнула — она настолько отключилась, что не слышала, о чем Сьюзи говорила до этого.
— Спасибо на добром слове, — ответила она.