— Главный сержант?
— Да, сэр?
— Каким, на твой взгляд, способом лучше всего можно поджечь ферму?
— Ну, сэр, кто-то предпочитает начать с усыпанной соломой кровати, а мне кажется, если ту пианину в углу полить керосином, тоже отлично выйдет.
Карта 5
Больше ничего не понадобилось: такое обхождение дамы вполне поняли и проблем в дальнейшем не доставляли.
Голландцев и каффиров тут же отрядили копать укрытия для себя, женщин и детей. Последних мы собрали вместе и поместили в небольшой ложбине недалеко от траншеи — детей следовало было разместить в действительно глубоком укрытии, во-первых, чтобы они были в безопасности, а во-вторых, чтобы они не принялись махать и привлекать внимание противника. Оказавшаяся очень кстати ложбина сэкономила нам массу усилий, поскольку ее потребовалось только немного углубить и придать подходящую форму.
Все копали с большой охотой, и к ночи укрытия для женщин и детей, для пленников-мужчин, траншея для солдат были практически готовы. Сторожевые посты и часовых я расставил так же, как в предыдущем сне и, убедившись, что все сделано как надо (и что женщинам предоставили тенты и одеяла, чтобы укрыться), я с заслуженным ощущением безопасности отправился спать.
С рассветом, поскольку никаких признаков врага поблизости не было, мы продолжили доводить траншею до ума, изменяя по необходимости глубину и внутреннее устройство так, чтобы каждому из солдат она подходила по росту. В итоге у нас получилась отличная аккуратная траншея — «словно маминой рукой сделанная». Как заметил один из призванных из запаса бойцов, глядя на свежую красную землю посреди желтого вельда, сюда бы еще бордюрчик из устричных раковин или бутылок из-под имбирного пива, и будет точь-в-точь как маленькая грядка брокколи у него дома. За этими важными разговорами и завтраком пролетела пара часов, когда, точно так же, как в предыдущем сне, мне сообщили о приближающейся с севера колонне. Она продвигалась таким же образом, но только ее, конечно же, никто у фермы не встретил. Ах, какой же я молодец, подумал я и улыбнулся сидящим в яме голландкам — которые в ответ злобно на меня посмотрели и даже (ш-ш-ш!) плюнули!
Передовой отряд противника приблизился, осторожно глядя вокруг и крадучись двигаясь к ферме. Похоже, они ничего не подозревали, и я задумался, не удивить ли их, не догадывающихся о нашем присутствии, залпом в упор, а затем разрядить магазины в самую толпу — но тут вдруг один человек остановился, а остальные его окружили. Они в это время были где-то в 1800 метрах от нас, примерно возле края Инцидентамбы. Они явно что-то заметили и почуяли опасность, поскольку между ними произошло короткое совещание с жестикуляцией. После этого один человек поскакал к главным силам, которые со своими фургонами и прочим ушли за Инцидентамбу. Несколько человек, включая одного на белом коне, двинулись в непонятном направлении на запад — цель этого маневра я разобрать не мог. С собой они, кажется, захватили какую-то повозку. Передовой отряд разделился так же, как я уже описывал. Все они по-прежнему были на большом расстоянии, и нам оставалось только ждать.
Очень скоро с вершины Инцидентамбы раздался пушечный «бум», и неподалеку от нас разорвался шрапнельный снаряд. За ним последовали второй и третий, после чего буры пристрелялись и снаряды начали рваться прямо над нами; мы, однако, уютно устроились, прижавшись к земле, в своей чудесной глубокой траншее. Мои солдаты были в бодром расположении духа, и бесполезная растрата врагом ценных шрапнельных снарядов их немало повеселила. Как заметил один солдат, «хорошо сидим, как тараканы в щелке». Расстреляв множество снарядов, противник достиг лишь того, что двоих ранило в ноги.
Спустя некоторое время пушки прекратили стрелять, и мы тут же заняли позиции за бруствером, готовые отразить атаку — но не увидели ни одного бура, хотя в воздухе тотчас засвистели пули. Почти все они, видимо, были выпущены со стороны берега, с севера и северо-востока — и их непрерывные попадания в бруствер поднимали нескончаемые клубы пыли. Все, что нам оставалось — это стрелять на слух по разным кустам на берегу, что мы и делали с максимальным усердием, но без видимых результатов.
Где-то через четверть часа наши потери составили пять человек, которым попали в голову, самую открытую часть. Высунуть голову из-за бруствера оказалось смертельно опасно, как это было и в тот раз, когда мы пытались стрелять с близкого расстояния по замаскированному противнику. Я видел, как двое бедолаг пытались соорудить жалкое подобие карточного домика из камней и кусков термитника и стрелять оттуда. Конструкция бросалась в глаза не хуже, чем если бы на бруствере торчала дымовая труба, и выстрелы буров стерли ее в порошок прежде, чем солдаты успели хоть что-то сделать — но до того я еще успел, взглянув на нее, сообразить, чем именно мы могли бы поправить ситуацию. Конечно же, на такой случай нам нужны были покрытые бойницы — и как всегда, я оказался крепок задним умом, поскольку теперь, даже не будь мы заняты стрельбой, соорудить их не было никакой возможности. Неожиданно шум выстрелов стал заметно интенсивнее, но среди всего чавканья пуль, врезающихся в землю вокруг нас, нелегко было определить, с какого направления началась эта новая стрельба. К этому времени мои люди все чаще и чаще начали падать, бросая стрельбу, и мне приходилось кричать на них, чтобы не сбавляли огня — и тут я заметил, как пуля ударила в нашу сторону бруствера.