— Не храма. Зала поклонения духам предков. Это большая разница, — тихо проворчал Вань.
Даже всегдашний оптимизм старика медленно шел ко дну. Не мудрено: старый писарь успел познать как сытую жизнь, так и голод, скитания, внезапную потерю всего — он представлял ситуацию лучше своих товарищей. Например, он первым понял, что никакой живности в котел им поймать не получится: включенные в закрытый барьер остатки леса словно бы вымерли. Только парочка вездесущих ворон по-женски обидным карканьем потешалась над неудачниками.
Вот почему они не могли ждать так долго. Запасов еды осталось на один прием пищи, при этом никто не станет делиться.
За десять дней в аномальном массиве, который принудительно гоняет Ци внутри организма, они дойдут до отчаяния, начнут есть обувь и объедать мучной клей. А потом может дойти и до самого страшного.
Саргон не знал, дело ли в метаболизме или проблему стоит искать исключительно в духовном, однако факт есть факт — принудительные тренировки съедали очень много калорий.
Вдвое-втрое и это по самым оптимистичным подсчетам.
Они вернулись в башню, выстроились вокруг двери во внутренние покои угрюмым, царапистым облаком — копейные шипы наружу, сомнения — внутрь.
Закрытая дверь поддалась легко: петли не издали ни единого скрипа, окованный железом массив шел ходко, точно бесшумный ночной призрак. После безмолвного открытия группа несколько секунд тупо пялилась в черноту темного зала, затем, словно завороженный, Алтаджин сделал первый шаг вперед. Один, другой, третий.
Вскоре его фигура полностью скрылась плотным, кисельным мраком таинства центрального зала поклонения предкам.
Глава 4
«Сколько нужно подростков из две тысячи восьмого, чтобы вкрутить лампочку? Сколько ни возьми, все будут сидеть и плакать в темноте. Как бы нам самим не закончить также…»
Он наблюдал, как спина Алтаджина медленно, словно улыбка Чеширского кота, исчезает под давлением священного сумрака Ясного Зала. Наблюдал и чувствовал неясное томление, прилив крови к кончикам пальцев, чужое, обезличенное внимание…
Оставленные за порогом люди столь же молчаливо переглянулись между собой. Каждый из них уверен: другие получили те же самые ощущения.
Никто не находил в себе достаточно сил, чтобы осквернять священную тишину жуткого, вне всяких сомнений проклятого, места своей низкой речью, вульгарными звуками речевого аппарата, откровенно неуместными среди застывших столетий боязливой богобоязненности.
Вспышка из центрального зала заставила самых впечатлительных задушено пискнуть от внезапного страха. Остальные бросились обратно, отскочили или, хотя бы, сделали шаг назад.
В мозгу на редкое, исчезающее мгновение мыльными пузырями проплыли кровожадные образы: пара поединщиков дерутся до смерти, одинокий воин льет кровь в канал на каменном постаменте, люди вокруг рукоплещут и делают шаг вперед, множество животных и золота вливается в открытый проход…
Видения исчезли из памяти, но оставили неприятное послевкусие, испачкали подсознание наведенной агрессией, заставили пальцы инстинктивно сжимать рукояти…
— Хватит трястись, как холощеные тельцы! — голос Алтаджина зазвучал нетерпеливо и голодно, а сама его фигура сотканным светотенью силуэтом стояла у каменного алтаря местного божества.
Хлопок, в высоком каменном фонаре разгорается тусклое, невзрачное пламя. После первого источника оно продолжает вспыхивать по спирали: свыше трех десятков маленьких, желто-синих огоньков в ловушке давящих фонарных плит стали возгораться по кругу, стоило только кочевнику дойти до центра подозрительно просторной залы.
Несмотря на изрядное число источников, сам свет фонарей выглядел блеклым, неверным, символическим. Словно свет пробивался сквозь толщу воды, а не иссушенный пылью времен воздух крипты.
В комнате осталось множество неосвещенных мест, пятен, углов, как по весне остаются неприкаянными плеши зимнего снега в холодной тени.
Пляшущие тени от неверного, ломаного пламени путали, околдовывали, погружали сознание в калейдоскоп зрительных иллюзий, путали эффектом картин Эшера, пугали оптическим обманом геометрических фигур.
После Алтаджина, в Ясный Зал шагнул фармацевт.
Как и прежде, он не испытывал никакого страха, разве что нетерпение и привычное недовольство от бестолковых, нелогичных существ рядом с ним.
Зал никак не отреагировал на вступление под его своды земного практика, да еще больного недугом Яншао. После Юншэна и остальные достаточно быстро заполнили исчерченную полумраком комнату.