Только у дальней стены прислонился грязной, угрюмой куклой их отрядный фармацевт. И его грудь совсем не стремилась вздыматься снова.
Глава 8
Когда-то давно, еще в прошлой, полузабытой жизни, Саргон ходил на курсы оказания Первой Помощи…
«Ладно-ладно, не ходил, а смотрел рилс, как люди ходят и в чем трудности. Не ну серьезно, это практически одно и то же!»
Но когда он увидел бездыханное, брошенное, точно старая псина, тело фармацевта, его словно облили холодной водой, а из всех знаний осталось только нелепое: перехвати кулак кулаком (или ладонь над ладонью?) под солнечным сплетением на два пальца, да дави…
Саргон сам чувствовал себя выдавленным.
Голова не вовремя закружилась, он нелепо вытянул вперед руку в поисках опоры, переставил ногами, точно нервная лошадь, начал заваливаться на бок.
«Отставить обморок, друзья! Отставить обморок, ей Богу! Тьфу, въелось», — темные осколки сознаний на выселках его разума многозначительно прохрюкали нечто неразборчивое, — «Нужно помочь Юншэну…»
Тот медленно сползал спиной по одной из черных настенных полос, весь покрытый пылью, расхристанный, с клочьями пены на подбородке.
Остальные, на первый взгляд, могли оклематься сами: к неподвижному Ваню прибежит его сын, грудь Ма едва заметно вздымалась, другие земные практики вовсю шевелились и пытались встать. Все, кроме фармацевта.
Вот только жалкие, дрожащие ноги самого Саргона никак не могли сделать решительный шаг.
Голоса внутри захихикали хором Пятницкого — далекие, глухие, без отчетливых интонаций или понятного смысла. Все еще опасные, пугающие своим безумием, но уже не настолько подавля…
Он вздрогнул от девичьего вопля со стороны исчезнувшего барьера.
Труп Дун Цзе едва успел рухнуть на пол, расслабленно растечься кровью из пробитого виска, как
на глаза Ян навернулись слезы, она с нечленораздельным воплем рванула вперед, распростерлась перед неподвижным, изуродованным телом, пугающим как в смерти, так и после смерти.
Осторожно, точно новорожденного младенца, обняла мертвую подругу, задрожали спелые девичьи губы, когда встретились взглядом с неподвижным, пристрастным зрачком единственного уцелевшего глаза шицзе.
Пальцы прикрыли его обгоревшим веком, всхлипы усилились, хлестали из девы неровными всплесками. Так рвется рысь из охотничьего капкана — природная ярость давит, но никак не пробьет плотину человеческих ограничений.
От ее полузадушенных воплей открыл глаза Алтаджин.
Кочевник узрел картину, обиженно поджал губы. Он хотел победы Дун Цзе, хотел вмешаться, хотел убить выскочку мо шен рен, чтобы больше не ломать голову, не делить людей на подозреваемых и невиновных, не пытаться понять непонятное.
Вместо этого умерла его боевая подруга. И в первый раз в своей жизни он не понимал не только, что ему делать. Но и что он ХОЧЕТ делать.
В отличие от него, Ян понимала свои желания куда лучше.
— Нелюдь! Убийца! Хуньдзань! — заорала она, и от этого крика у Саргона сжалось сердце.
«Мог ли я выиграть чисто, сохранить ей жизнь, если бы проклял посильнее и вырубил ее сразу, пока она меня недооценивала и лезла в ближний бой? Или если бы Ксин отдал мне обратно свой подарок? Оружие действительно решает, при всем его неудобстве. Даже самая плохая дубина лучше родных любимых кулаков…»
Он оперся рукой на стену, сделал первый шаг.
Ян аккуратно положила тело Дун Цзе на пол. Глаза почти ничего не видят из-за слез, зубы сжаты, на лице — скорбь, ярость, кровавые разводы по щекам и у глаз, от испачканных рук.
Алтаджин бросил взгляд на свою подопечную, в его пустых от тоскливой апатии глаз сверкнул на мгновение блик беспокойства, лицо слегка изменилось, морщинки вокруг крыльев носа стали намекать на присутствие воли, борьбы с безучастностью…
Ян не обращала на командира никакого внимания. Весь ее мир теперь сузился до одного-единственного человека. Она посмотрела в его сторону, рот открылся, легкие набрали воздух для
«ЗАДУШИ ЕЕ, ЗАБЕРИ ЖИЗНЬ!!!»
— А-А-А, — заорал Саргон.
В его голове словно выкрутили громкость на максимум.
Голоса, далекие и почти безобидные, снова вернулись во всем своем гнилом великолепии. Их отстраненное бормотание приблизилось, воплотилось в редкие, но уже осмысленные фразы. Смех, выкрики, чужая ненависть, жажда крови — все это снова обрушилось на слабое, мягкое, вязкое после прошлого сеанса психоза сознание Саргона.