— Хм.
Дискуссия продолжалась еще целый кэ. Под конец группа решила придерживаться версии Юлвея. Ничего лучше предложить все равно никто не мог. Возвращаться прошлым путем казалось безумием из-за возможного гнева духов уже пройденных Алтарей. Оставалось лишь идти вперед.
По большому счету, у них не имелось никакого выбора. Сбитые с толку люди искали причину странностей исключительном для самоуспокоения.
Группа использовала артефакт. Разумеется, применил его именно Юлвей. Тот даже не возражал.
Веревка в его руке зажглась уже знакомым оттенком чистой энергии
Несколько напряженных секунд ничего не происходило.
Саргон успел испугаться: неужели предки действительно оставили фальшивку в расчете на ловушку, на вычисление чужаков, да мало ли еще на что? Кто знает, как мыслили древние сины?
Тут современные-то не отличаются иногда умом, а зачастую — сообразительностью.
А те, кто отличается, в процессе взросления теряют всякий ненужный хлам: человеколюбие, понимание ценности человеческой жизни, элементарный здравый смысл и многие другие ничего не значащие мелочи.
Хорошо, хоть оставляют чувство юмора. Любовь к фекальным шуткам Саргон пронес сквозь обе жизни и страдал бы от их отсутствия сильнее, чем от невозможности зайти в интернет.
«Эх, щас бы почитать про попаданцев и чекнуть треды на одном раковом ресурсе. Или начать свой. Ага: сап, двач, есть одна тян. Или даже две…»
Артефакт все же загорелся.
Дверь распахнулась бесшумно, с обстоятельной медлительностью триллера. Новый коридор, короткий и прямой как палка, не имел освещения вовсе. Он непрерывно петлял, чтобы неожиданно вывести народ прямо на
Главный зал.
Вернуть обратно в Великую Кумирню.
Помещение выглядело абсолютно тем же самым. Скромный оттенок вечности, божественное присутствие, потоки природной Ци, что непрерывным лоскутным водоворотом мелькали вокруг главного Алтаря. И все же…
— Этот практик оказался прав в своих предположениях, — со спокойной гордостью отметил Юлвей, стоило остальным вновь собраться у Алтаря.
Он не выпячивал собственные знания, исключительность, правоту. Лишь с помощью зрения культиватора становилась заметна его радость, возбуждение, ликование, ностальгия и множество других сложных эмоций.
Иногда Саргон задавался вопросом: могут ли остальные культиваторы сопоставимого с ним ранга также легко читать других людей? Или хотя бы получать те же сигналы, что и он.
Стоило признать, юный практик очень хотел как можно дольше не получать точный ответ.
— Этот практик уверен: надо снова возложить дары на Алтарь Шан-ди! — продолжил аристократ.
Опять проливание крови. Что может быть проще? Особенно если сравнивать с последними двумя Испытаниями. И все же Саргона гложили смутные подозрения. Нечто эфемерное, полуоформленное никак не давало покоя. Он упускал важную деталь и лишь здесь, после усиления Летнего Зала и под гнетом природной аномалии Ци он начал понемногу различать оттенки.
Оттенки направлений гудящей линьши, что начинало казаться все более важным, по мере его успешной
— Стой, здесь что-то не так! Ощущение не гаснет у Главного Алтаря!!!
Саргон опоздал.
Чересчур мнительный, чересчур погруженный в себя. Всего лишь пара сказанных вовремя слов могла уберечь целую группу от страшных последствий. Такая мелочь!
Вот только Юлвей уже успел пролить свою красную кровь с исчезающе малым, гомеопатическим содержанием родства прошлой династии.
Мир закрутился, пришел в движение
— КАК ВЫ ПОСМЕЛИ?!!!
Грубый таран нечеловеческих образов. Понять все оттенки невозможно, смысл теряется под гнетом многопоточных конструкций, ментальный удар идет извне, от Алтаря…
ОТ ДРУГОГО АЛТАРЯ.
Внизу.
«Мы облажались», — понял Саргон, когда кровавое безумие накрыло отряд с головой.
Глава 16
Всеобщее согласие —
опасная иллюзия,
сквозь которую прорастает ненависть.
Поэтому не ищи согласия,
и придерживайся собственных правил.
А другие пусть отвечают за себя.
Кто может, живет по своим правилам,
а остальные живут, как придется.
Небу — ему все равно,
но оно ничего не скрывает
и может научить
чуткого человека.
Так писал Лао-цзы, и Саргон вдруг вспомнил его строки. Также отчетливо, как, бывало, вспоминал ранее свой старый дом, детские годы со вкусом дикой беззаботности, насмешливую юность в драках, шутках, непокорности, школьных проказах.