Вспомнил и повторял про себя пыльные строки с поэтичной неизбежностью, затуманенной мечтательностью, с которой поднимался с кровати. Все еще слегка потерянный, немного во сне и все еще наяву, с цикличной мыслью и тягучей гармонией внутри головы, особенно когда утро тихо пасмурной грустью, без людской разноголосицы навязанных работ.
Он не знал, почему плывет в этом состоянии. Он не понимал, открыты ли его глаза? Видит ли он свет сквозь тонкие кожаные веки?
Тело ощущало движение не как обычно. Пилот машины на внешнем управлении, парализованный воин в виртуальном пространстве. Черви-нервные импульсы роились под кожей. Паразитизм ощущений как чесотка потным днем.
Точно все уже произошло, а он видит сон о прошлых действиях, точно мировой ветер задувает в спинной мозг метастазы чужих намерений.
Время стало холстом, намерение — вязью разнокалиберных красок. Сонная нега продолжала окутывать мозг заботой бабушки к маленькому внуку
«Сквозь которую прорастает ненависть»
Саргон вздрогнул.
"Всеобщее согласие —
опасная иллюзия"
Осознание.
Вихрь чужой Ци в собственных мышцах. Наивный, обманутый навязанной волей даньтянь. Воля Ясного Зала под смертной кожей.
«Кто может, живет по своим правилам»
Стыд.
Потому что жил по чужим. Кто имеет право… КТО ПОСМЕЛ РАСПОРЯЖАТЬСЯ ЕГО ЖИЗНЬЮ?!!
«Больше никогда», — клялся он черной, обезличенной пустоте бесконечного Дао в день Возвышения.
Пелена на глазах расползлась половой тряпкой общественного туалета. Вонь понимания. Когда гнилой, беспросветный ужас ситуации разом вонзает в мозг свои когти. Отрицание умирает в изгаженном воздухе, тело бросает в жар, зашкаливает пульс, кровь барабанит тревогу через ушную раковину.
Бей-беги-замри.
В мире, перенасыщенном Ци, такая реакция безнадежно запаздывает.
Саргон понял, что беспокоился напрасно.
Потому что больше не о ком.
— «Проблематика „Колымских рассказов“ давно снята жизнью», — страшно захрипел он.
Каждое слово — билет в ад одиночества. Не костер Джордано Бруно — позорное отречение Галилея. «И все-таки она вертится». Но разве этого достаточно?
Ужасаться не хватало сил.
Он потратил их в первом цикле петли.
В этот раз не произошло той навязчивой, пунктуальной волны, что раз за разом грузила народ наведенной ненавистью, сеяла раздор, раздувала уже горящее пламя низменных порывов.
Не нагнетание страстей под алюминиевой крышкой, а взрыв сверхновой.
Он хотел помотать головой, но мотался лишь круглый шарик сознания, ничем не закрепленный в бесконечности души. Лишь собственная Ци
Ци?
Черная мерзость даньтяня опустошена, остатки держит в узде невинный подарок Весны. Спасение или ад? Без голосов в голове так тоскливо и пусто. Будь у него заемная сила, будь у него вопящая Юнговской тенью мерзость, смог бы обойтись без жертв? Или остаться опустелой вершиной, королем на горе… на гОре.
Саргон вспомнил.
Как хватает чужая воля его крошечный, воробьиный разум одной широкой ладонью. Как огненный, затхлый ветер подземелий таранит штурмом унд дрангом духовный покров. Спадает защита тонким банным халатом, «закрытый разум» открывает границы, люди — марионетки в личном домене обиженного эхо мертвых Богов.
Лавина яростных, бессвязных образов обделенной стихии отталкивает маленькое, человеческое сознание.
Вся накопленная энергия, все положенные действия, пройденные Испытания, пролитая кровь. ЕГО пролитая на Алтаре кровь…
Все, что аккумулировалось реликвиями в этот бесконечно долгий день теперь вздыбилось кабаньей щетиной, направилось троянским конем по сформированной связи,
рухнуло на святотатцев могильной плитой ярости обманутой Богини еще одного, скрытого домена.
Последним Алтарем, их конечной остановкой, точкой назначения, оказался вовсе не Шан-ди. Глупые люди высокомерно проигнорировали совершенно другой атрибут. Не разобрались, устали, поленились, не подумали. Перед Великой Кумирней оставалось еще одно Испытание, еще один артефакт — вервие подземной Богини.
Хоу-ту.
Имя врастает в тело крепче любой татуировки. Древнее божество земли, атрибут управления сторонами света. Символ — веревка, ее главный инструмент. Матушка Хоу-ту… что считалась также первым правителем столицы мрака, Диюй, городом Желтых Источников. Считалась, пока добровольно не отдала власть Яньло-вану.
Не ее ли Алтарь искал убитый демонопоклонник?