Девушка не обратила на него никакого внимания. Тонкие руки томяще-медленно, с отчетливым испугом и виной потянулись к брошенной на смерть подруге
— Учитель! Вы опять забыли поесть! Эта почтительная Сунь Ян приготовила вам… — речь оборвалась на полуслове, когда кашель одного сотряс оба их тела, чтобы превратиться в болезненные стоны мгновением позже.
Брюнетка вздрогнула, дернулась в сторону, по щекам потекли первые влажные дорожки.
Из-под рукава показался один амулет, затем второй, третий. Через минуту дюжина бумажных массивов летала вокруг бредящей Ян. Часть делилась Ци, другая вываливала в пространство разноголосицу символов, третьи мерцали и рвались звуком канцелярского сухого смешка.
Саргон не препятствовал и не открывал рта. Если Дун Цзе хотела спасти свою подругу, то кто он такой, чтобы саботировать чужую работу? Особенно, когда стараются сделать то, чего хотел, но не мог он сам.
К сожалению, все потуги оказались тщетны.
Ян продолжала бредить, пусть даже ее речь укрепилась и подозрительные хрипы отошли на второй план.
В какой-то момент руки ее шицзе опустились.
Опали серым пеплом остатки массивов, перестала мерцать на ладонях и пальцах сбереженная в тайне Ци, слабело тело чересчур резкой потерей духовной энергии. И когда погасли последние искры надежды, когда духовное пламя перестало омывать раненую девушку
Саргон смог спокойно похвалить предательницу за безупречно проведенную партию.
Он не злословил, не брызгал ядом, не задавал вопросы. Лишь отдал должное уму и сообразительности брюнетки. Заодно восполнил для себя некоторые пробелы: например, страх Дун Цзе во время столкновения с демоническим практиком.
«Она до последнего колебалась, не могла выбрать сторону. Ударила, лишь когда убедилась в его окончательном и бесповоротном проигрыше. И пошла по пути сценария „посмертного проклятия“. Не много ли усилий для таких, как мы? С другой стороны, Алтаджин должен их стоить».
Дун Цзе едва обратила внимание на его одновременно самоуничижительный и высокомерный монолог, высказанный голосом философствующего голема. Слишком сосредоточилась на своей подруге.
Саргон мысленно вздохнул, приготовился слушать новый эпизод, невинный диалог из потерянного благополучия
— Шицзе
К Ян все же вернулось сознание.
Дун Цзе чинно оправила юбку, прежде чем опуститься на корточки перед их колоритной парой.
— Ты жива, какое облегчение… — улыбка умирающей девушки чиста и невинна, точно луговая ромашка, точно детская клятва.
Губы старшей сестры задрожали, ей пришлось прикрыть рот рукой и отвернуться.
Саргон издал ехидный смешок.
— О, она не просто жи,кхкхмхх,ва, — он попытался прочистить горло.
Хрипы от натекшей в легкое крови делали его речь неразборчивой.
— Она. Невре.дима
Ян через силу кивнула робкой радостью покойницы, в своем состоянии совсем не понимая намеков.
— Я не хотела твоей смерти, — несмотря на полный успех, на лице предательницы за все время ни разу не появилось ни единого намека на триумф или злорадство.
Горькие, уродливые слезы беспорядочно падали из ее воспаленных глаз.
— Прости, шимей, я не хотела, — она говорила неразборчиво, булькала и трепетала, прикрывала рот рукой, буквально сотрясалась от рыданий.
Большая разница со всегда опрятной, разборчивой, намеренно идеальной старшей сестренкой Цзе.
— Я так пыталась спасти хотя бы тебя, вывести остальных раньше, чем сейчас…
Она до дрожи в руках хотела обнять умирающую Ян.
Она впадала в панику при одной попытке протянуть свои чистенькие, не испачканные ни в какой пыли и грязи пальцы к избитому, расцарапанному, замызганному личику, к стекленеющим глазам, к разбитым губам, измазанной кровью жилке на изящной шее.
— Все в порядке, мастер, я навещу торговцев сама…
Голова Дун Цзе опустилась. Ян опять бредила.
Она пыталась рассказать своему наставнику, как хорошо себя вела, сколько иероглифов выучила, какие техники нашла, как показала себя в бою.
Долгий монолог, возможный только после усилий бумажных формаций старшей сестры.
От этого радостного, смущенного тона, совершенно неуместного в воняющей скотобойней комнате, ее старшая сестра начала рыдать еще сильнее. Пока ее всхлипы не заглушили слабеющий от каждого слова голосок названной сестры.
«По крайней мере, она так и умрет, беспамятная и счастливая», — устало подумал Саргон и что-то внутри него восставало от этой мысли.
Он должен бороться.
Ян внезапно оборвала свой рассказ на полуслове. В мутных аквамариновых глазах снова появился намек на разум: