— Где я? — задала она вопрос в пустоту.
И тут же получила ответ, донесшийся сзади.
— У нас в гостях.
— У кого? — Кани обернулась и встретилась взглядом с давешним магом, от внимания которого так сильно хотела избавиться. — Кто вы? Что вам от меня нужно?
В голосе девушки отчетливо послышался испуг. Тут она оглядела себя и заметила перемену в одежде. Фактически ее наряд теперь не скрывал ничего. Девушка судорожно прикрылась руками.
— Ничего такого, чего бы ты не могла дать нам, крошка, — ухмыляясь, Микаэ шагнул к цветочнице.
Та отступила. Маг продолжил говорить и наступать до тех пор, пока Кани не уткнулась спиной в какое-то дерево.
— Я пригласил тебя на наш праздник, который мы отмечаем довольно редко. Всего лишь раз в десять лет. И, признаться, я голоден, Кани. При взгляде на тебя, этот голод сводит меня с ума. И ты поможешь мне утолить его. Очень скоро. А пока…
Ветви дерева, на которое опиралась девушка, вдруг ожили и оплели ее, крепко прижав к стволу. От неожиданности она вскрикнула. Широко раскрытыми глазами Кани смотрела на мага. Что ответить ему цветочница не знала. На язык просились слова мольбы о пощаде и просьба отпустить ее. Однако она понимала, что попросить такое было бы весьма наивно с ее стороны. По щеке девушки скользнула слеза.
Бледное красивое лицо Кани было обращено к темному. Тот не мог не восхищаться ее чертами. Он подошел ближе. Совсем близко, так, что между ними остались только ветви дерева.
— Ты такая красивая, — длинные пальцы господина Олого дотронулись до виска девушки и проползли ниже, чтобы стереть бегущие слезы. — Не надо плакать. Скоро я смогу утешить тебя и все будет хорошо.
Темный отошел от пленницы, не то что не успокоив ее, а наоборот ввергнув в еще более жуткий ужас от происходящего. От прикосновений мага Кани трясло. Удерживающие ее ветки, больно впились в тело и натянули ткань рубахи, словно провоцируя мага.
Сквозь слезы девушка увидела других пленниц, что стояли полукругом в центре зеленого шатра. Все они находились в том же положении, что и сама цветочница. Некоторые из них плакали, а другие безвольно повисли на ветвях и не подавали признаков жизни…
***
Расчет оборотня не оправдался… К кромке леса он добрался лишь часам к пяти, а ведь еще предстояло найти нужную поляну. Где она находилась, Лиас не имел ни малейшего представления. Может быть, вообще на противоположном конце, а это три дня пехом.
Отогнав грустные мысли, посыльный осмотрелся. Он уже понял, что прибегая к стандартным способам поиска, доставлять письмо будет оооочень долго. Под ноги Лиасу попалась здоровая коряга, и он ее прихватил с собой. Затем оборотень приметил старый вяз с большим дуплом и направился к нему.
— Бамммс, баммс, бамс, — загудело дерев после ударов по нему дубинкой.
Гулкое эхо прилежно расходилось по округе, постепенно рассеиваясь среди ветвей и листвы. Ничего. Лиас удвоил усилия. Да так, что его произвольное било сломалось пополам.
— В Бездну! — обломки полетели в сторону, запущенные со всей яростью отчаяния.
— Так и пришибить недолго, уважаемый! — внезапно прошамкал кто-то позади.
Лиас обернулся и увидел старого лешего, которого только что так старательно призывал. Отчаяние сменилось надеждой, а ярость оказалась где-то на задворках разума, уступив место необходимой учтивости.
— Темного вам вечера, господин леший! — поклонился оборотень.
— И тебе не хворать. Так чего звал-то? — лениво позевывая, спросили у почтальона.
— Помощь ваша нужна, — Лиас протянул конверт. — Далеко ли это место?
Лесовик хмыкнул, глянув на адрес.
— И за этим ты меня потревожил? От сна оторвал.
Оборотень скрипнул зубами, но показывать недовольство не спешил. Ему требовалось, чтобы дорогу показали, а не окончательно запутали. Однако ответ от него и не ожидался, поскольку лесной хозяин, почесывая пузико, продолжил говорить:
— Лунная поляна… хммм… лунная, лунная. Где ж это? А, вспомнил!
— И где? — затаив дыхание, спросил Лиас.
— Ты волком побежишь, али так?
— Волком, конечно!
Глупо было бы передвигаться на двух ногах по дебрям. На такой случай оборотень даже припас легкий и прочный ранец, годный чтобы зверю на спину одевать. Ну не в зубах же письмо нести. И бумага целее будет и от слюней, опять же, чернила не потекут.