— Дальше-то что? — после недолгой паузы первым спросил Холера.
Марина как-то отстраненно посмотрела на него, затем на сушку, которую крутила во время рассказа в пальцах, и сказала:
— Дальше какой-то бред был. Наверное у меня просто случился обморок. Очнулась уже у вас в квартире.
— Бедняжка, — подвинувшись ближе, обняла ее за плечи Тамара. — Теперь-то мы тебя в обиду не дадим. Тебе даже повезло, что ты к нам попала. А Ворона не бойся, он хоть и немного странный, но добрый. Правда, Ворон? Ты же не сделаешь Мариночке зла?
— Я? — искренне удивился молчавший до сих пор здоровяк. — Она моя избранница и находится под моей защитой! Я честно ее похитил.
— М-да, — на миг скорчила досадливую гримасу Герла, но тут же заговорщицки подмигнула ночной гостье: — Вот видишь, Марина, Ворон не даст тебя в обиду. Я даже подозреваю, что после того, как он, кх-м, похитил тебя у твоих похитителей, им предстоит долгое лечение.
Теперь все выжидательно смотрели на парня, который, не понимая, что от него хотят, смачно хрустел последними сушками, одновременно разрывая пакет с любимыми им сухариками с изюмом.
И тут Герла взорвалась:
— Какого хрена ты лупишься на нас телячьими глазками?! — поднявшись и уперев руки в стол, она нависла над опешившим Вороном. — Ты, блин, объяснишь, наконец, как и за каким тебя занесло на эти невесть где находящиеся дачи? А за каким, блин, и как Марина на крыше-то оказалась?
— Да. Мне это тоже интересно, — поддержал подругу Холера и, обращаясь к ней, произнес умиротворяющим тоном: — Тамарик, веди себя спокойно. Не забывай, что на дворе ночь, и соседи еще спят.
Ворон меж тем, застыв на несколько секунд с открытым от Тамариного наезда ртом, присоединил к недожеванным сушкам сладкий сухарик и снова захрустел, не сводя взгляда с лысой девушки. Та вдруг заплакала.
— Ты чего? — снова обняла ее Тамара. — Я же говорю, тебя больше никто пальцем не тронет. Не веришь?
— У меня там, на даче у бандитов, сумочка осталась, — всхлипнула девушка, — в ней кошелек с кредитками и ключи от квартиры.
— Теперь я буду заботиться о тебе, — твердо произнес Ворон, встал и вышел из кухни. Через секунду послышался хлопок входной двери. А еще через какое-то время с крыши девятиэтажки в ночное небо взлетела огромная птица.
— 36 —
Очнувшись, Вовчик не сразу сообразил, что с ним произошло.
— Вот козел, — выругался он, когда вспомнил, как неожиданно приехавший Мотыль нанес ему предательский удар.
Поднявшись, хотел направиться в дом, но остановился, прислушавшись к приближающемуся утробному вою. Полная луна навеяла жуткие мысли, и Баламут шарахнулся в сторону и чуть не наделал в штаны, когда из-за угла дома появилась обвешанная обрывками плетей ежевики воющая фигура. Однако в следующее мгновение он узнал кореша. Лицо и кисти рук того оказались исцарапанными в кровь. С плеч разодранными лохмотьями свисала ветровка.
— Я не понял, Колян, — пьяно поинтересовался обиженный Вовчик, — ты чо, телку упустил, что ли?
Мотыль, перестав подвывать, несколько мгновений пялился на кореша. Затем, размахнувшись, врезал тому так, что парня буквально снесло в заросшую уже изрядно помятым бурьяном клумбу. После чего, снова подвывая, покинул участок, хлопнув калиткой.
Когда Баламут очнулся в следующий раз, то вспомнить, как оказался в клумбе, уже не смог. Шатаясь, отправился в дом, не обращая внимания на пронесшуюся над ним огромную тень.
— Не понял? — уставился он на открытую металлическую дверь комнаты, в которой должна была находиться пленница.
Возможно даже после всех ударов, которые достались его многострадальной голове, Вовчик в конце концов вспомнил бы о том, что произошло, но тут его грубо толкнули в спину. Грохнувшись на четвереньки, бандит отполз вглубь гостиной и развернулся.
— Ё-о! — вырвалось у него, когда увидел абсолютно голого атлета, входящего со двора.
— Где вещи той, которая здесь была? — спросил тот, нависнув над Баламутом.
Бандиту не пришлось напрягать ни память, ни соображение для того, чтобы понять, о чем идет речь, и он, оторвав правую руку от пола, указал в сторону комнаты, где содержалась заложница.
Голый человек вошел, схватил с помятой кровати белую кожаную сумку, обнюхал ее, словно пес, и удовлетворенно кивнул. После чего вышел на крыльцо. Обалдело наблюдающий за ним Баламут увидел, как тело того словно бы подернулось рябью, начало непостижимым образом деформироваться, и вот уже вместо голого гиганта на крыльце сидит огромная черная птица, держащая в чудовищном клюве сумку недавней пленницы. От взмаха могучих крыльев в гостиную ворвался сильный вихрь, разметавший по комнате легковесный мусор. Когда вихрь утих и поднятая им пыль осела, на крыльце уже никого не было.