В этот вечер, как обычно, он сгибал и разгибал в коленях ноги, привязав к ним жгуты. Когда пальцами до красноты растёр мышцы икр, вдруг, точно иголкой, кольнуло в правую ступню… Этому он не придал значения, так как боль испытывал постоянно, ныл поврежденный нерв на позвоночнике. Отсюда всегда казалось, что болят ноги, хотя он их не чувствовал, хоть ножом режь…
Игольный укол через пять минут вновь повторился… Он пальцами явственно ощутил, как сократилась мышца. Бледность залила лицо, вспотев от сильнейшего волнения, Александр в изнеможении откинулся на подушку, и с напряжением стал прислушиваться к мертвой половине тела. Там начало рождаться что–то новое, давно забытое. Не смея верить, дрожавшую ладонь он плотно прижал к икре, по ней пробежала короткая судорога, принёсшая мгновенную, острую боль. Теперь не было сомнений… Не выдержав, Александр заплакал, хотя даже в детстве не позволял себе такого.
С ещё большим ожесточением и упорством он массировал, разминал, растирал мышцы ног, сгибая жгутами в коленях. Боль усилилась, бесчувственные, ссохшиеся, но не умершие мышцы, начали получать сигналы центральной нервной системы. Какой–то нерв вегетативной системы, отчего зависела вся его жизнь, судьба, каким–то образом соприкоснулся в месте разрыва, и сросся… Это начисто опрокидывало все достижения нейрохирургии! Судьба ему подарила случай, выпадающий лишь раз на миллиард.
Как припадочный, он дергался на постели, боль выгибала, корёжила, ломала, мышцы отходили от шестилетнего ничегонеделания. Но эта боль сладостной, так как освобождала от тюрьмы искалеченного тела, медленно и неуклонно пожиравшей его душу.
Зубами намертво сжав полотенце, чтоб заглушить стон, с багровым от напряжения лицом (вена вздулась на лбу), без устали он помогал мышцам заново обрести жизнь. Вдруг от нахлынувшей полноты жизни он хрипло рассмеялся, смех дико и странно прозвучал в плотно закупоренной комнате. Розовела кожа на икрах, ступнях, улучшилась циркуляция крови. Наконец, впервые за последние шесть лет, он смог пошевелить пальцами ног. Александр испугался, что может умереть от непомерной радости, сердце может не выдержать шквала чувств…
В пять часов утра, измотанный до предела, как в бездонную яму, он провалился в глубокий сон.
В два часа дня, впервые за шесть лет, он проснулся радостным, в предвкушении праздника.
Отбросив одеяло, теперь уже без прежнего отвращения, он осмотрел свои сладко нывшие ноги, точно отходившие от долгого пути. За девять часов глубокого сна ляжки немного увеличились в размере, икры округлились, стали упруже. Александр пошевелил пальцами, они слушались много лучше, нежели ночью. С замиранием в груди, стиснув зубы от напряжения, уже без помощи жгутов, Александр согнул правую, потом левую ноги.
— Получилось! — неожиданно громко крикнул он, и обмер, посмотрев на запертые окна. Об этом никто не должен знать, даже бабка, тайна поможет мести. Ненавистный враг должен скоро объявиться в проклятом для Александра месте…
Он окончательно убедился: сознание сильнее материи, плоти. Если сознание чего–то очень желает, косная материя, равно или поздно, подчиняется.
Опираясь о кровать, он медленно выпрямился. Слабые ноги мелко дрожали, подгибались. От непривычно вертикального положения тела кровь отхлынула от мозга, голова закружилась, зазвенело в ушах. Спиной он упал на кровать, затылком сильно ударившись о стену. Отдышавшись, уняв сердцебиение, Александр предпринял вторую попытку. На этот раз голова не подвела, целых пять минут он смог простоять на подламывающихся ногах.
После нескольких часов тренировки он уже приседал, держась за край кровати. Только сейчас Александр вспомнил о еде, почувствовав сильнейший голод. Раньше на коляске по узкому коридорчику он проезжал в крохотную кухоньку, где в холодильнике кастрюля с супом. Электрический чайник в его комнате, читая, ночами он пил чай. Последний неподаренный подарок матери…
Она всегда была равнодушна к нему, наверно, оттого, что не знала, кто его настоящий отец. А Александр копия матери… Когда она его зачала, тогда ею обладали сразу трое. Тот паскудный вечер глубоко врезался в память, навсегда травмировав психику… Свою нелюбовь она перенесла на непрошено рожденного сына. Александр той же монетой платил матери.
Держась за спинку коляски, катя её перед собой, он неуверенно двинулся на кухню. Ноги подламывались, они то сплетались, то, наоборот, разъезжались в разные стороны. Он клонился то вправо, то влево. На каждом этапе пути происходили торможения, сбои, срывы. От долгого лежания тело его неповоротливо, каждое движение дробилось, было как бы бесконтрольно и как следствие, утрата плавности, естественности. Он походил на куклу, которая самостоятельно учится ходить.