Слабый звук отпираемого запора заставил человека встрепенуться. Скрипнули плохо смазанные петли.
— Вы еще не соскучились, Шарль? — послышался осторожный голос Пашутина.
Француз вскочил на ноги:
— Вам удалось! Не верю своим глазам!
— Глазам? Вы что, тоже начали видеть в темноте?
— Немножко. Неверное, обвыкся.
— Ну и чудесно. Где мое обмундирование? Холодно в этих подземельях…
Пока ротмистр, постукивая зубами, натягивал на себя оставленную одежду, Водемон поинтересовался:
— А как вам удалось обернуться снова человеком?
— Пустяки, — прыгая на одной ноге и стараясь попасть другой в сапог, отозвался Николай Андреевич. — В замке Будрыса это не задача…
— Он что… — попытался разрешить давно мучающие его сомнения француз, но полностью уже одетый гусар схватил его за рукав и чуть ли не бегом поволок к выходу из подвалов.
— Куда мы?
— Сейчас на конюшню… Осторожно, пригнитесь… А потом подальше отсюда. Каждый по своей службе.
Добраться до конюшни им не удалось.
Из-за поворота донесся топот многих ног и навстречу беглецам вывалила толпа гайдуков, вооруженных на этот раз вилами и тяжелыми палками. А впереди, разрывая длинными когтями на груди остатки халата, виденного еще вечером на князе, пер на дыбах огромный медведь. Бурая с сединой шерсть топорщилась на косматых плечах, желтая слюна каплями слетала с вершковых клыков.
— Все. Влипли, — расстегивая китель, пробормотал Пашутин.
Водемон медленно отступал назад перед лицом беснующегося зверя. Гайдуки держались чуть позади хозяина, сами видно побаивались княжьего гнева. Странно, но страха француз не ощущал, только непонятное возбуждение и азарт.
— Что делать будем? — как бы невзначай поинтересовался он у офицера.
— Боюсь, нам остается только драться…
Николай Андреевич смотрел не на врагов, а под ноги, внимательно выискивая взглядом что-то на покрытом грязью полу.
— Ага! Вот он!
Быстрым движением ноги он смахнул мусор и плесень с выступающего продолговатого камня. Проявился ряд непонятных символов.
— Точно, он!
Оставшийся в одних чикчирах Пашутин набрал в грудь воздуха и прыгнул вперед. В красных отблесках факелов за камнем ударился о пол поджарый черный волк. Ужом выскользнул из последней одежды. Зарычал с вызовом, поднимая верхнюю губу.
Непонятная сила, родившаяся в глубине груди, заставила француза повторить этот прыжок. Над камнем тело его словно охватил полыхающий морозом кокон. Хрустнули, деформируясь, суставы, острой болью миллионов вонзившихся в тело игл отозвалась рванувшаяся наружу шерсть…
Теперь перед заполнившим тушей весь коридорный проем медведем припали к камням крепкими лапами два волка — черный и рыжий.
Сознание возвращалось медленно и неохотно.
Вначале внимание Водемона привлек запах лаванды, потом до слуха донеслось бормотание и странные шорохи. Словно кто-то перелистывает страницу за страницей. Он полежал еще немного, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Происходили ли все события, казавшиеся такими реальным, на самом деле или явились плодом расстроенного рассудка? И куда теперь податься — в лес волчью шкуру носить или в желтый дом? Не найдя достойного ответа, он приподнял веки.
Несмотря на плотно задернутые портьеры, свет резанул по глазам золингеновской бритвой. Из-под ресниц молодой человек внимательно огляделся по сторонам. Он лежал на широкой постели, укрытый благоухающей простыней. Рядом, на низком столике, громоздились склянки и пузырьки. А в изножьи кровати сидел немолодой простоватого вида мужчина с гладко выбритыми щеками и читал толстую книгу, водя по страницам толстым пальцем, морща лоб и натужно шевеля губами.
— Где я? — проговорил француз, страшась в душе услышать ответ, представлявшийся наиболее вероятным.
Мужчина-сиделка встрепенулся, отложил книгу и позвал хрипловатым прокуренным голосом.
— Ваше благородие! Николай Андреич! Идите скорее — они очнулись.
Колыхнулся тяжелый занавес и в покой стремительным шагом ворвался гусарский ротмистр. Оборотень. Потомок Вольги Всеславьевича.
— Слава Богу! Иди, Прохор, отдыхай. Да, князя позови…
Заметив, как дрогнула щека Водемона при слове «князя», Пашутин усмехнулся и, подвинув кресло поближе, уселся подле больного.
— Успокойтесь, успокойтесь… Во-первых, я ужасно рад, что вы наконец-то пришли в себя. Такая встряска. Но, поверьте, это было необходимо.
— Я что-то не понимаю…
— Минутку терпения. Во-вторых, я хотел бы извиниться перед вами за то, что был невольным участником всех ваших треволнений.