— Сэр, хоть у нас и нет почты для капитана Обри, — сказал Биллингс, — но Смэйлпис говорит, что кто-то им интересовался. Чернокожий. И он думает, что у этого человека может быть сообщение. Или даже письмо.
— Раб? — спросил Джек.
— Раб? — крикнул Биллингс, насторожив слух в ожидании ответа.
— Нет, сэр.
— Моряк? — предположил Джек.
Нет, не моряк. И когда наконец Смэйлпис в крайнем смущении бочком протиснулся в каюту и начал неразборчиво бормотать, выяснилось, что неизвестный чернокожий оказался довольно образованным человеком. Сначала он интересовался «Сюрпризом» в общем, в основном у тех, кто сходил на берег, когда в Бриджтаун пришла первая эскадра. Потом, когда стало известно, что фрегат в этих водах, стал интересоваться именно капитаном Обри.
— Я не знаю образованных чернокожих, — покачал головой Джек. Вполне возможно, что в Вест-Индии адвокат мог нанять негра в качестве клерка, а учитывая плачевное состояние дел Обри дома, и клерк мог подать против Джека иск. Но возможно это только на берегу, и Джек сразу решил оставаться на борту на протяжении всего пребывания здесь. Он взял газеты, поблагодарил мистера Стоуна и его клерков и вернулся на квартердек. Там он обнаружил своего мичмана, который выглядел довольно убого среди блестящих юношей с флагмана, но с упоением пичкал их умопомрачительными байками о мысе Горн и далёком Южном море. Джек подошёл ближе и обратился к нему:
— Мистер Уильямсон, передайте моё почтение капитану Гулу и сообщите, что я хотел бы навестить его через десять минут.
Мистер Уильямсон вернулся с ответом, что визит капитана Обри никак не помешает, и от себя прибавил наилучшие пожелания от капитана Гула. Мичман так любил своего капитана, что чуть не сделал их «самыми наилучшими», но в последний момент чувство меры его остановило.
Всё это время Джек провёл в непринуждённой позе, как позволяло его положение, перегнувшись через кормовой поручень правого борта и глядя вниз. Он разрешил своим гребцам подняться на борт, и в шлюпке остался только писарь, оживлённо болтающий с невидимым приятелем через открытый порт нижней части палубы.
На миделе стояли несколько моряков и пристально поглядывали на Обри, как свойственно бывшим товарищам по плаванию, которые хотят, чтобы их узнали. И раз за разом он прерывал разговор с первым лейтенантом и флаг-лейтенантом, громко окликая:
— Саймондс, как поживаешь? Максвелл, как успехи? Химмельфарт, я вижу ты снова здесь?
И каждый раз названный отвечал ему улыбкой и кивком, приложив пальцы ко лбу или снимая шляпу.
Вскоре к форлюку подошли Баррет Бонден и его брат с «Неудержимого», и Джек заметил, что оба посмотрели на него не только с особым вниманием, но и, что необычно, немного удивлённо и даже с хитрым выражением лица, такое он замечал на лицах матросов флагмана, которым довелось плавать с ним ранее. Он не мог понять, в чем дело, но прежде чем задумался над этим, время ожидания подошло к концу, Джек спустился по трапу и направился к капитанской каюте.
По собственной воле капитан Гул ни за что бы не стал принимать капитана Обри. В том давнем происшествии с рубцом мичман Гул повел себя подло и постыдно: он сыграл существенную, пусть и второстепенную, роль в краже, съел не меньше других, а когда их вызвали к капитану Дугласу, отрицал свою причастность и всех выдал. Это был жалкий поступок, и он так и не простил Джека Обри. Но у него не было выбора: по части официальных визитов флотский этикет был очень строг.