Выбрать главу

— Ну вот, — произнес доктор-циник, словно подслушав мысли Сергея, — один суицид у нас уже наличествует, того и гляди — муженек тоже руки на себя наложит. И до чего ж люди любят чувствовать себя виноватыми! Напридумывают себе смертных грехов и сводят счеты с жизнью.

Да, мысленно согласился Саблин, напридумывают. Но что послужило толчком? Невнятный и необъяснимый для обывателя диагноз, дающий широкий простор воображению и порождающий необоснованные подозрения и обвинения. Вот почему эта несчастная Красикова так волновала его, вот почему Сереге Саблину было важно узнать, что толкнуло ее на такой страшный способ ухода из жизни! Снова сработала пресловутая интуиция, о которой ему рассказывала его любимая тетка, мамина старшая сестра. Именно сейчас, когда он должен принять на себя ответственность за будущего ребенка и решить, позволять ли Ленке делать аборт, если вдруг она не захочет рожать, ему и пришло понимание того, что самым страшным грехом женщина всегда будет считать убийство, пусть и непреднамеренное, собственного ребенка. Теперь для него очевидно: если Ленка испугается будущего материнства и всех сопутствующих этому трудностей и проблем и захочет прервать беременность, пока еще сроки позволяют, он должен костьми лечь, но не допустить этого. Положа руку на сердце, Серега Саблин не был уверен, что готов уже сейчас становиться мужем и отцом, но он не мог допустить, чтобы нежная, ласковая, беззащитная и слабенькая Ленка потом обвиняла себя в страшном грехе, осознание которого может довести до самоубийства.

После обеда Олег Алексеевич позвал Сергея в ординаторскую.

— Биохимия Красиковой пришла, — сказал он равнодушно, глядя в лежащий перед ним листок с результатами анализа крови. — Свободный гемоглобин в плазме — четырнадцать, гематокрит вырос до пятидесяти восьми, пи-аш крови — семь целых ноль две сотых. Ну, студент, отвечай, о чем говорит такой результат?

— Тяжелый гемолиз, нефропатия и ацидоз, — без колебаний ответил Саблин. — А вы что, меня экзаменуете?

— Да так, — усмехнулся доктор, — проверяю, можно ли на тебя больных оставить, чтобы в туалет спокойно сходить. Про тебя по отделению прямо легенды ходят, дескать, ты не хуже дипломированных врачей знаешь, что и как нужно делать, чтобы людей с того света вытаскивать. Вот я и решил лично убедиться, такой ли ты грамотный или так, фуфло.

Саблин недоуменно пожал плечами и вернулся к своим больным. Через час у Красиковой резко упало давление, и он немедленно поставил в известность Олега Алексеевича. Тот невозмутимо положил перед собой лист назначений.

— Ну, умник, подтверждай свою репутацию, говори, что ты стал бы делать.

Сергей подумал несколько секунд. В принципе, ответ был ему известен, он успел все обдумать, пока шел из палаты в ординаторскую, и сейчас просто на всякий случай проверил сам себя.

— Я бы увеличил объем инфузии, — помолчав, сказал он. — Добавил бы растворы электролитов и реополиглюкин.

— Ишь ты, щедрый какой! — фыркнул Олег Алексеевич. — Будто ты сам не знаешь, что реополиглюкин — страшный дефицит, его в отделении — считаные флаконы, и расходуется он только в самых экстренных случаях.

— Разве Красикова — не экстренный случай? Когда же еще применять этот препарат, если не сейчас?

— Вот именно, что не сейчас, — в голосе доктора зазвучало усталое раздражение. — Хотела баба помереть — и пусть себе помирает. У нас нечем лечить тех, кто жить хочет, а Красикова жить не хочет. Она ведь если и выкарабкается, останется инвалидом до конца жизни, будет манной кашкой через трубочку питаться. Ох, не люблю я этих суицидентов! Силы на них тратишь, препараты, знания и умения прилагаешь, а для чего? Для того, чтобы они пришли в себя, оклемались, нагло спросили врачей: «Зачем вы это сделали? Почему вы не дали мне умереть?», а потом повторили попытку. Лучше уж весь наш ресурс направить на спасение жизней тех, кто хочет жить и знает, как своей жизнью правильно распорядиться, а не тех, кто не справляется с собственной жизнью и не знает, куда ее девать и что с ней делать. Ладно, студент, все ты правильно говоришь, реополиглюкин будем вводить. Хотя и жалко каждый флакон до соплей.

И это тоже не было для Сереги в новинку, подобные рассуждения он слышал от врачей реанимационного отделения не один раз. Все-таки нет на свете ничего интересней, загадочней и притягательнее смерти! Во всяком случае, для него, Сергея Саблина. Он вот уже который год пытается разобраться и в механизме умирания, и в отношении людей к этому непознанному до конца явлению.