Наставница всё говорила утешительные слова, но Даромила не слышала её, проваливаясь всё глубже в чёрную яму отчаяния.
— Не могу я так больше… не могу… — выдохнула она, шепча как заклинание. — Сил нет. Что же за жизнь такая будет у нас, если будет распускать руки каждый раз, пока не прибьёт?
Божана сцапала её за плечи, Даромила посмотрела на женщину пустым взглядом.
— Не вздумай что с собой сделать, — заподозрила она бедняжку в чём-то, — и мыслить не смей, поняла! Ты вон какая красивая да ладная, вот и ревнует Ярополк люто. Обожди немного, остепенится ещё.
Даромила смахнула руки с плеч.
— Не остепениться. Матушка сказывала, если один раз ударит, так и повадится зло срывать.
Губы Божаны плотно сомкнулись, видно с ответом не нашлась.
— Может… — она погладила молодую девицу по волосам, заглядывая в лицо, и Доромила на миг растворилась в ярко-голубых, холодных, как зимнее небо, глазах женщины. — Может, вам ребёночка зачать?
Даромила заледенела, уставившись в изумлении на Божану, смысл сказанного постепенно дошёл до неё.
— Нет, — отрезала она. — Нет. Не хочу. Не быть тому!
Божана всплеснула руками, досадливо качая головой, прошла к бадье, зачерпнула водицы.
— Так и будешь травиться? Здоровье беречь надо.
Даромилу задушил новый приступ обиды, осознания, что проживёт с этим человеком до самой своей кончины. Она замотала головой в неверии. Хотя знала, как только Ярополк остынет и отойдёт от приступа гнева, всё встанет на свои места. Муж назовёт её ласково, и она растает, забудет нанесённые оскорбления, бранные слова, побои, и даже ей покажется, что всё хорошо. И верно грех за ней, что вытравляет его семя, но детей от него не желает рожать, может так статься, что вскоре Ярополк спохватится и озадачится наследников иметь, тогда возьмёт другую жену, а её в покое оставит. Пусть позор на её голову, пусть боги простят её, но по-иному Даромила не сможет. Надо терпеть, ещё немного, вон отец его весточками заслал, мол, когда ждать наследников, волнуется.
— Попей, — вручила Божана ковш.
Даромила приняла питьё, да только глоток едва могла сделать, зубы так и стучали о деревянную посудину, а сама она ещё всхлипывала. Но понемногу успокоилась, делая глоток за глотком. Теперь, когда спало потрясение, она явственнее ощутила нанесённые мужем увечья: плечо всё больше болело, горела правая щека, а голова трезвонила как набат. Душила и тошнота. Почувствовав, как ей дурнеет с каждым вздохом, она выпила оставшуюся воду, утирая рукавом уста. Прерывисто вздохнув, отставила ковш. Божана беспокойно шарила взглядом по её лицу, будто пыталась угадать, о чём девушка задумалась, и верно ничего утешительного для себя не нашла, но сказать ничего не сказала, лишь тягостно вздохнула и присела рядом за стол.
— Вот, что я мыслю, — начала она. — Напиши весточку сестре Ярополка, позови в Орушь, пусть приезжает погостить. Он поди любит сердечно свою сестру.
Даромила фыркнула. Этот человек не способен на любовь, но верно женщина толково рассуждает. К Искре Ярополк испытывает самые тёплые чувства, на которые способен, но и то Даромила теперь уже подозревает, что это из чувства собственности он так лелеет сестрицу. И толку звать её? Поживёт она в Оруше, потом уедет, и муж снова возьмётся за своё. Божана прочла этот вопрос по глазам Даромилы, продолжила:
— За это время с ней сдружитесь, ты и поведай ей о Ярополке, пусть Искра осторожно поговорит с ним, побеседует, может, вразумит советом. Сгладится всё.
Даромила хотела было возразить, что замысел Божаны пустой, но задумалась глубоко. И уже внутри назревал другой замысел.
«Вот и пусть Искра намекнёт о чаде, пусть скажет ему, что Даромила бесплодна, тогда Ярополк спохватится…».
Вслух же ничего не сказала, только кивнула, соглашаясь с Божаной.
Даромила поднялась.
— Пойду, прилягу, голова разболелась, — бросила она, чувствуя опустошение.
Ярополк не станет врываться в её опочивальню. Муж наверняка уже утих. К вечеру, если вновь не уедет, позовёт к вечерней трапезе и будет вести речи, как ни в чём не бывало.
— Может, снадобье сварить? — предложила наставница.
— Не нужно. Я уже успокоилась. Спасибо тебе, — поблагодарила она женщину. — И провожать меня тоже не нужно.
Даромила вышла из полутёмного помещения, оставив наставницу, поплелась в женскую половину терема. Благо никто по пути ей не встретился, и она не увидела брошенные в её сторону сочувственные взгляды, в которых не нуждалась, и от которых в последнее время лишь ещё больше чувствовала свою ничтожность. Пусть и становились челядинцы свидетелями побоев, а вступиться побаивались. Ярополк в гневе, что бушующее море — попади под горячую руку, плетью накажет в десять, а то и в двадцать ударов. Потому и делали вид, что ничего не знают и не слышат. Вот и сейчас разбежались по закуткам.