Потом сняли у дагестанцев. Там у них полагается женская половина и мужская. А наша комната была посредине. Женская половина — одни баулы-баулы-баулы, и ванная с туалетом. А мимо мужской проходишь — там такой носкойн! Ну, мы так называли: носки, ноги вот, мужским запахом... кислорода там не было, короче. Недели две прожили там — и нашли уже на подольше, у азербайджанцев.
Это хорошая семья была, Ариф и Арифа. Восточные, они вообще хитрые — а эти очень простые. Она по-русски плохо разговаривала: я по телевизору смотрю объявления о работе (а я же кондитер), — меня Арифа зовёт: «О, „кондуктор", „кондуктор"!..» А комнату они сдавали из-за того, что у него брат попал в передрягу с милицией. По-моему, наркота...
У меня такая же была история: тут одна подружка в Москве — такая скромнюха, не пьёт-не курит, я даже не думала, что у неё когда-нибудь парень вообще появится — и отсидела полгода под следствием, представляете? В метро милиция... документы проверила. «Откройте сумочку!» — и лежит порошок. Причём немало, такой хороший пакетик. И отбрехаться не отбреха-ешься — вот же, он у тебя есть? милиция тебя поймала? Полгода ей передачки носила. Пока адвокат не освободил. Ну, вы понимаете, как «освободил»: без денег, естественно, там вопрос не решается...
И, значит, этот Ариф. Он водителем в «Сургутнефтегазе» работал — и ровно свою зарплату всю посылал, чтобы брата вытащить — им на еду даже не хватало. Я уже потом устроилась на работу на фабрику, с фабрики приносила чё нужно было: масло, яйца, — мы с ней делили. Кушать-то надо чего-то ей и ребёнку?
Полгода у них прожили. Уже даже наши родители им звонили, спрашивали: «Дети наши вас там ещё не достали своими криками?» Мы ж оба с ним темпераментные, «хай, вай»...
Оказался ревнивый ужасно. До свадьбы полгода сдерживался, а как только кольцо надели: всё, получай! Не дай бог на кого посмотришь... прям до болезни. Каждую неделю водил меня в церковь — присягу давать перед иконой. Я, естественно, брыкалась как могла: и чемодан ему собирала, и утюг об голову, и паспорт рвала, где штамп — пришлось восстанавливать по утере... Потом притёрлись. День дерёмся, день влюбляемся...
И всегда вместе. Всегда. Расставаться мы не умели, в первые года особенно.
Таксовали вместе. Он у меня сперва устроился в мусоро-возку. «ГАЗэль» трёхместная, сзади будка. Едем — одно место свободное. Если видит, что кто-то стоит, — останавливается сразу, выбегает (никто в «ГАЗэль» же не сядет,
\
тем более в мусоровозку) — сам выбегает, запихивает его туда: «Дав-вай! Куда тебе? Город не знаем: показывай!..»
Как-то едет с нами один — мы слышим: чувашский акцент. (Мы-то без акцента разговариваем, а деревенских сразу слышно.) «Чего, — говорим, — хамальял?» («Хамальял» — это «с моей деревни», «земляк».) «Чего делаешь-то?» «Дащу, дащу, — говорит, — тут охраняю». (А сам бухарик такой, чего он может охранять? непонятно.) Мы говорим: «О! нам как раз шашлык негде делать, сейчас приедем к тебе на дачу!» Молодые, наглые...
Приехали — а дача у него на Оби, рядом с ГЭС. И такая картина там обалденная: Обь — она же не замерзает, где ГЭС, — турбины молотят, всё испаряется, — туманища такие, что прямо ножом режь.
И любая веточка, любой провод — вот такой толщины иней! Испаряется и сразу намерзает. А провода же ещё и притягивают, там же всё намагничено... Такого инея я нигде больше не видела: нереально просто, сказочное королевство...
Но очень весны хотелось. Я вообще обожаю весну, когда кровь бурлит, когда жить охота... А тут — нет и нет, я уже... организм же чувствует, что должно уже начаться... Неинтересно там в этом плане.
Хотя уже и квартиру отдельную сняли, и денег стало побольше, свою машину купили «восьмёрку»... Но пришлось всё же уехать.
У меня эрозия на руках началась... там же вообще, там такие магнитные поля, что током било даже от дерева. Не то что щёлкает, как у нас, — а прям искры! Меня на работе «Электростанция» называли. А везде же печи, взбивальные машины... я боялась к чему-либо прикасаться. Вода — вообще пипец, кровь изо рта постоянно... И главное — не могли ребёнка заделать. В общем, через два года уехали с севера.
Я, конечно, как Плюшкин: вещи все собрала, бытовую технику, телевизор... Едем — дверь «восьмёрки» открывается — вываливаются валенки, швабры, вёдра... Так напичкано было. Вылазием, всё обратно запихиваем...
А ещё кошка у меня была! Такая походная оказалась кошка — ни разу даже не нагадила. Подойдёт, губы полижет — значит, пить хочет. Нальёшь ей в крышечку, попьёт, китикэт из руки погрызёт и дальше... Неделю ехали: в Тюмень к друзьям, в Свердловск, в Удмуртию заезжали... Притом эта восьмёра ещё и ломалась, блин... Но зато весело ехали.
А домой приехали — в первую ночь свои же соседи весь бензин слили.
Другой сосед: «О-о, я знаю, двещти тыгцящ привезли... — Они с акцентом там разговаривают, в деревне. — Двещти тыщящ привёз, давай бутылку покупай...» Уже деньги наши посчитали за ночь!
Я устроилась в ресторан работать, мне там повариха: «Во-от, мы с мужем всю жизнь работаем — даже стенку себе купить не можем! Салаги, а на машине ездят...» Я говорю: «Ну а чё ты тогда сидишь здесь стонешь? Едь зарабатывай. Я, салага, уже без рук успела остаться, три зуба вылетело, ребёнка не могу иметь...» Может быть, это бедность там, в Чувашии... А может, всё-таки склад характера: очень сильная зависть. Прямо спиной чувствовалась.
И главное, муж начал выпивать. Причём так, что я просто в шоке была.
Вроде когда на севере жили, не расставались никогда. А тут, гляжу, появились... и все ж знакомые, все ж свои... Я в положении, а мне рожать, а я с ребёнком маленьким — а его домой не загонишь: «У меня люди», «у меня люди»... Я говорю: «Я знаю этих людей!..»
Ну, и всеми способами его домой — и так, и сяк, и лаской, и грубостью... Никого во двор не пускала, «жена-стерва»: это ведь или уведут его куда-нибудь «помогать», или с этим деломпридут...
Моя бабушка тоже: она всю жизнь ставила табуретку в прихожке — человеку сразу давала понять, что она даже в дом не приглашает. Тоже с пьющим всю жизнь прожила. Бабушка так говорила: «Семья есть, пока женщина терпит».
Я всё могу понять: кризис, работы вообще не стало, он и так уже везде где мог... а ещё не везде и заплотят, это тоже же унижает, толкает к бутылке. Я это всё понимаю, но тем не менее выдержать, когда ты с ребёнком и твой муж пьёт — это тоже большого стоит... Поэтому, в общем, я с ним развелась. Да! Официально развелась, сказала: «Всё, уезжаю от тебя». Человек через две недели бросил пить, пришёл в себя.
Но я не собиралась так от него совсем-то, на всю жизнь уходить... Мы же с ним обвенчанные... А развод — это даже не столько его ошарашить, сколько то, что я вставала в очередь на «Молодую семью». Там такие условия: если семья состоит из трёх человек — муж, жена и ребёнок, — нужно не меньше двухкомнатной квартиры, чтоб получить субсидию. А откуда у нас двухкомнатная квартира? Хоть бы какую-нибудь комнатушку... А на ребёнка и маму можно тридцать три квадрата. Вот, я больше-то из этих целей. Я ж своим умом понимала, что это для очереди — а его тем самым привела в чувство. А как иначе? Если встряску не сделаешь, он и не придёт в себя. Так что мы сейчас разведённые, он меня снова замуж зовёт...
(смеётся)
Но всё равно я считаю, что мне повезло. Сколько бы я ни хотела свой характер показывать — но когда смотрю,
как они с ребёнком играют, игрушки делят... Ну, собирают / л его, он домик для неё строит — она, там, паровоз: фишек этих не хватает, начинает у него забирать, он у неё, так до драки... Потом оба у меня в углах стоят, один в одном, другой в другом: я у них воспитатель. Они товарищи против меня: «Я с па-апой буду!..» Я говорю: «Щас и папе попадёт, и тебе!»
Получается, муж у меня — как ребёнок. Женщина-то — она к годам взрослеет, мудреет, а мужчина... Мой — он вообще лет в пятнадцать где-то остановился. Он такой по жизни, я его «человек-авария» называю. То чего-нибудь у него украдут, то ещё... думаешь: «Господи, вроде дом-работа, работа-дом, всё: ну, по выходным в лес ходим, ну ребёнка на карусель... Ну куда всё девается?! Всю жизнь работаем — и ничего сэкономить не можем!» Как только отложишь — чего-нибудь происходит. Потому что очень уж приключенческий муж у меня...