– Я вас слушаю. Говорите, – сказала Долорес.
– Я не могу сейчас и здесь. Зайдите к себе домой на минуту, не бойтесь меня. Зайдите в ваши старые комнаты, они ждут вас…
Вдруг я ясно увидел, что она заколебалась.
– Ну, вот что, – неожиданно сказал Вары, молча присутствующий при этой сцене. – Время – деньги. Если хотите разговаривать – можете говорить по дороге. Сениора если захочет – может ехать с вами. Можете даже, если хотите, на пятнадцать-двадцать минут зайти на квартиру, она все равно по дороге к университету, для окончания разговора. Конечно, если у вас появится такое желание. Слышите, на пятнадцать-двадцать минут, но не больше. И за работу в лабораторию.
– Ну?
– Ну, хорошо. Я поеду, – вдруг решительно сказала Долорес и села в машину.
Машина тронулась, развила скорость и исчезла за поворотом. Меня всего трясло от возмущения.
– Вары, Вары, – сказал я, – вы или предатель… или вообще сошли с ума.
– А, собственно, почему? – усмехаясь, спросил он.
– Он еще спрашивает! В минуту величайшей опасности все ставите на карту и эту карту доверяете кому? Что за букет из подозрительных фигур вы создали в машине?
– Вот в том-то и дело, кому доверять? – сказал твердо Вары, и улыбка сбежала с его лица. – В минуту величайшей опасности я делаю то, что должен. Что? – спросите вы. Я хочу знать, кому мы все-таки можем доверить. Вы понимаете это или нет? Вы понимаете, что именно в минуту опасности я должен, я обязан знать, кто же у нас здесь колобродит.
– Но цена, которую вы заплатите за это?
– Э! Насчет цены не беспокойтесь, это мое дело.
– И вы думаете, что теперь узнаете? А не поздно ли вы узнаете?
– Надеюсь, нет! Это зависит от тебя, Антонио. Ну, Антонио, теперь действуй, считай, как черт, и давай луч на квартиру Кэрэчо.
– А если что-нибудь случится по дороге!
Ничего не случится, их слишком много в машине, там, как ты говоришь, букет, такая компания, которая за дорогу, я уверен, не успеет спеться. Все, что произойдет там, мы должны знать до последней мелочи.
– Бегу считать, – и я побежал на мостик и опять пересчитал, настроил и вошел лучом в квартиру Кэрэчо. В это время я уже слышал, как Вары резко командовал в телефон, чтобы немедленно выслали людей оцепить эту квартиру. Лаборатория, по его словам, еще с вечера оцеплена. Боюсь, что это поздно. Но так как в квартире никого нет и им нужно дать час на дорогу, то пока что мы отправились к полковнику.
Полковник работал. Я опять очень точно влез в дымоход. Сейчас у него был кто-то новый. Батюшки мои! Да это Шредер! Шредер на вопросы полковника отвечал с каким-то неопределенным выражением, иногда он разводил руками. Потом, желая что-то объяснить, он берег лист бумаги и начинает чертить. Полковник сначала хватает его за руку, но потом, оглянувшись на шторы и двери, начинает внимательно смотреть на его чертежи, изображающие упрощенную схему лучевого аппарата, не видящего, а только дающего луч смертоносного, вместо конденсатора он ставит вопросительный знак.
Так, хорошо. Значит, они все-таки ничего существенного у нас не сперли и ничего не придумали сами.
Посмотрим аэродром. Все то же. Нет, кажется, хуже. У некоторых самолетов на подвесках появились бомбы. Когда это они успели? Но это хуже.
Подошел Мюллер, говорит, что недавно звонил Крус и спрашивал, что нового. "Я ему сказал, чтобы он сюда не ехал, а шел в университетскую лабораторию, что туда поехал Щербо с Виракочей и Долорес и что они скоро там будут, так как только заедут на квартиру Кэрэчо поговорить и после этого сразу в лабораторию. А этот бешеный как заревет "Она со Щербо!" и бросил трубку".
– Значит, Байрон едет спасать Долорес, – заохал Вары. – Ну и заваруха! Да за каким чертом дернуло тебя, дурака, ввязать в это дело Круса! Ну, ничего не сделаешь. Давайте квартиру.
Щербо был уже там, он нервно расхаживал по комнате, обращаясь к Долорес, которая, отвернувшись к окну, слушала его, изредка подавая какие-то, видимо, не совсем приятные Щербо реплики. Тут же у стола стоял чемодан с конденсаторами и сверху запечатанная папка.
Потом они пошли по квартире, Щербо отпер двери и показал ей, видимо, ее нетронутые комнаты. Потом они вернулись в большую комнату, и опять Щербо ходил по комнате, а Долорес сидела, опустив голову. Потом он долго стоял молча против нее, ожидая ответа, а она, сказав что-то, поднялась и посмотрела на него прямо. Щербо постоял, потом быстро отпер ключом ящик стола, достал какую-то пачку и протянул ей. Это, видимо, были эти самые злополучные письма. А сам встал и, отвернувшись, подошел к окну. Долорес вышла. Остался Щербо. Затем Щербо резко обернулся и бросился из комнаты.