– Да как он попался! – закричал я, – когда он там с конденсаторами, с чертежами, невредимый и награжденный, а мы…
– Смотрите, смотрите, – закричал Вары. В лабораторию быстро вошел Виракоча, Шредер и его ученик. Они кинулись к крайнему из приготовленных аппаратов, закрытых кафельными чехлами, быстро вставили конденсатор, одну часть, другую, третью, захлопнули чехлы и стали быстро натягивать комбинезоны. Ученик Шредера выскочил в окно и побежал по саду, что-то крича: навстречу ему, радостно лая, кинулись два огромные сенбернара, они вскакивали на задние лапы, норовили лизнуть его в лицо. Он, ласково гладя их по головам, потащил к высокому обрыву и привязал у дерева. Потом бегом вернулся в лабораторию и стал сзади аппарата, поспешно натягивая маску и перчатки.
И вот в пустой лаборатории три мрачных фантома. Они стоят у аппарата. Потом Шредер целится в ничего не подозревающих собак, ласково машущих хвостами.
Шредер поднял руку и его ученик включает один рубильник, второй, третий, и все плывет на экране.
– Что случилось? – кричит мне Емельядо, – почему ничего не видно? Регулируйте, регулируйте, нужно же узнать, – работал ли у них конденсатор или нет.
– Он уже сработал, – с мрачной усмешкой говорит Вары. Регулировать не надо. – Это дым. "Поднявший меч – от меча и погибнет!"
Действительно, когда дым рассеивается, виден развороченный аппарат и три неподвижные, нелепо изуродованные фигуры.
– К полковнику! – командует Вары.
И мы опять у него. В зале напряженное оживление и ожидание.
Наконец, видимо, зазвонил телефон, секретарь подобострастно снимает трубку и ужимкой раболепного поклона подает премьеру.
Премьер слушает, переспрашивает, опять слушает, опять переспрашивает, опять долго слушает.
И наконец, повернувшись к нашему другу-полковнику, резко бросает ему трубку…
Говорит полковник, говорит, и монокль выпадает из его глаза. Потом он бессильно опускает руку с трубкой.
Премьер стоит и с молчаливым презрением смотрит на полковника, все застыли.
Полковник внезапно кидается к запечатанной папке, он рвет с нее верхнюю холщевую оболочку, вторую бумагу, третью, и на стол высыпаются целая пачка великолепных фотографий большого формата.
Я сжимаю луч над столом, – перед нами веером лежат фотографии, это снимки с рядами крестов, это все снимки кладбищ, где были похоронены вражеские солдаты и офицеры, заплатившие своей головой за вторжение в пределы нашей Родины. Это снимки полузатопленных разбитых судов интервентов, их сбитых самолетов.
Фотографии разные, но на всех внизу одна большая и одинаковая надпись:
"ПОДНЯВШИЙ МЕЧ – ОТ МЕЧА ДА ПОГИБНЕТ!"
Премьер долго смотрит на одну из фотографий, потом молча кладет ее и медленно выходит.
Главнокомандующий свертывает неподписанный указ и кладет его в папку…
Все один за другим, и видимо, молча, уходят.
Полковник подходит к столу, берет одну из фотографий и долго на нее смотрит.
– Выключайте! – резко говорит Вары.
– Стоп! – кричу я в трубку. Зажигается люстра.
Мы, бледные и осунувшиеся, как после кошмара, смотрим с каким-то удивлением друг на друга. Иссиня-бледный Вары, совершенно сломленный утомлением учитель. Но радостный вздох облегчения вырывается у нас из груди.
Мы распахнули окна.
Вставало солнце.
Голубели горы вокруг, сияло вдали море, и с легким шорохом шелестели листья деревьев парка.
Как хорошо!
Войны не будет!