Выбрать главу

Орлов посмотрел на жену с ласковым порицанием, с каким обычно взрослые смотрят на излишне шаловливого, но обожаемого ребенка.

– Люсенька, что бы там ни случилось, но завтра я сажусь в большой и сложный процесс. Мне нужно подготовиться.

– Хорошо, – Люся со вздохом сунула папку в портфельчик. – Про билеты не забудешь? Для Раисы Степановны.

– Не забуду, – буркнул Александр Иванович, снова утыкаясь в бумаги.

1970 год

Люсенька так увлеклась историческими изысканиями и получала такое удовольствие от работы, что само написание диссертации прошло незамеченным. Просто вдруг – раз! – и оказалось, что осталось написать только введение и заключение. Завершилась, в конце концов, и долгая череда мытарств с оформлением документов и подготовкой к защите. Уже и дата защиты назначена, и вступительное слово написано, и ответы на замечания оппонентов подготовлены… И у Людмилы Анатольевны, сотни раз выступавшей в судах, вдруг начался мандраж. Одна только мысль о том, что нужно будет выйти, встать за трибуну и говорить в микрофон под устремленными на нее взглядами и членов Ученого совета, и присутствующих в зале, повергала ее в ужас.

– В суде – совсем другое дело, – говорила она мужу, – там я сижу за столом, выступаю с места, просто встаю, и все, никуда не выхожу. И в зале никого нет обычно. Только судья и юристы тяжущихся сторон. Это так кулуарно получается, что-то вроде междусобойчика, не страшно совсем. А тут – прямо театр с публикой.

Александр Иванович успокаивал жену как мог. Он понимал ее как никто.

– Хорошо тебе говорить, – продолжала жаловаться Люся, – ты в зале суда ведешь себя, как заправский актер, будто всю жизнь на сцене провел, и говоришь гладко и связно, не волнуешься совсем. А я от страха двух слов не свяжу. Повезло тебе, ты от природы такой, не боишься публичных выступлений.

От природы! Знала бы она… Сейчас действительно трудно поверить в то, что адвокат Орлов в детстве был весьма косноязычен, и ответ у школьной доски превращался для мальчика в пытку. Однажды бабушка, приятельствовавшая с его классным руководителем, усадила внука перед собой и сказала:

– Сейчас я расскажу тебе одну историю. Это история для взрослых, не детская, но ты уже достаточно большой, чтобы все понять. Было это давно, больше тридцати лет назад…

– Еще до революции? – уточнил он.

– Задолго до революции, – бабушка почему-то усмехнулась. – Но твой папа уже родился в то время. Так вот, жил в Полтаве один человек по фамилии Комаров…

…Комаров, секретарь Полтавской духовной консистории, был человеком жестким, прямолинейным и безжалостным. Реформатор по всему складу характера, он стремился обновить и реорганизовать и жизнь консистории, и в своей деятельности не знал ни снисхождения, ни компромиссов. О Комарове говорили, что он нетерпим к чужому мнению и равнодушен к чужим страданиям.

Надо ли сомневаться в том, что этого человека мало кто любил, зато многие ненавидели?

Была у Комарова еще одна особенность, заметно пополнившая стан его врагов: он был ярым противников разводов. А для получения развода в те времена необходимо было согласие Синода, и на согласие это самым прямым образом влияло мнение консистории, вернее, ее секретаря. Никаким иным способом расторгнуть церковный брак было невозможно, и вот появились в огромном числе особые стряпчие по бракоразводным делам, которые, имея «на прикорме» целую плеяду людей, готовых давать какие угодно показания и выступать свидетелями, довольно успешно доводили дело до официального развода. Для таких стряпчих, кормившихся гонорарами от жаждавших развода супругов, неумолимый и принципиальный секретарь консистории был острой костью в горле. Гонорары-то до пяти, а то и десяти тысяч рублей выходили, а это, по тем временам, было весьма солидно.

И вот в один прекрасный летний день Комаров, закончив к обеденному времени выполнение служебных обязанностей, направился к себе на дачу, благо идти было не так далеко. Он был счастливо женат, и любящая супруга всегда примерно в одно и то же время выходила встречать мужа к мостику через речку. Однако в тот день утром, отправляясь на службу, Комаров предупредил ее, чтобы в этот раз она его не встречала.