– Ты сказал – «демона»?
– Daemon – фоновая программа, процесс, который начинает жить своей жизнью после того, как его запустят – Филх внимательно посмотрел на Сэма поверх очков в чёрной оправе, наморщив лоб. – Тебе кажется это забавным? Ты далёк от информационных технологий.
– Да, виновен, – согласился Сэм. – Но ответь мне, как я смогу вернуться в настоящее? В наше с тобой настоящее? Как я понял, тут фишка не столько во времени, сколько в мирах, а их бесконечное множество.
– Ты всё-таки решился... – с грустью в голосе произнёс доктор – О твоём возвращении я позабочусь. Каково мне будет коротать дни без единственного друга? Но подумай, стоит ли?
– Ещё как. Не только ради меня. Помнишь... Хотя с какой стати? Ну а всё-таки: около двадцати пяти лет назад произошло кое-что страшное...
– Погиб твой друг, а ты потерял ногу.
– Нет, во-первых, это было немного раньше, а во-вторых – если бы только это. Ты не понимаешь, о чём я говорю. Целая раса была уничтожена...
– Постой, ты про существ, которые жили в ледяной коре Европы и из-за которых погибли наши астронавты?
– Да, это была уникальная раса, вина которой только в том, что они восстали против незваных гостей, из-за которых могли погибнуть целые племена.
– Я знаю. Но как мы можем исправить это? Боюсь, ты преувеличиваешь наши скромные возможности, я говорил тебе, что…
– У меня есть идея. Я должен проверить кое-что.
...
В последующие несколько дней Сэм стал часто отлучаться из дому, иногда возвращаясь только под утро. Выглядел он озабоченным. И эта странная, нарочито бедная одежда... Филх понимал, что маскарад нужен Сэму для достижения какой-то цели. Но не слишком ли наивно? Филх порывался сказать об этом Сэму, но каждый раз сдерживался. Он знал, что наступит час, когда Ричардс сам всё объяснит.
Так и произошло. Однажды Филх застал Сэма в хорошем расположении духа.
– Ну что? – язвительно спросил Филх. Он позволил себе, наконец, выплеснуть свою обиду.
– Помнишь тех чудиков из музея робототехники, про которых я тебе рассказывал?
– Что-то не припомню... Хотя... Это те, которые предлагали тебе поработать сторожем?
– Не сторожем, а смотрителем.
– Неважно. Ну и что с этими чудиками? Отомстил? – Филх улыбнулся. Он начинал оттаивать.
– Наконец-то и они пригодились! – Сэм достал из сумки чёрный куб, каждая отполированная грань которого немного превышала размер его ладони. На одной из граней располагался кодовый замок в виде круга.
– Что это? Ты заточил их в куб? – Филх принял куб из рук Сэма. – А он тяжёлый!
– Это специальный футляр, непроницаемый для любого вида излучений.
– А что внутри?
– Внутри совершенно безопасная вещь. Можно достать, – Сэм открыл куб, быстро набрав код. – Вот, металлическая таблетка, чип. Внутри пусто, как и ожидалось.
Для подтверждения своих слов Сэм вынул из кармана пальто отвёртку и открыл чип. На его ладони лежали две пустые половинки.
– В чём тут соль? – спросил Филх.
– Нужен был футляр – он настоящий.
– Чего не сказать о чипе...
– Настоящий у меня есть. Долгие годы со мной, а я его даже не чувствую. Настала пора с ним расстаться, и ты мне в этом поможешь. Ты же всё-таки доктор, хоть и говоришь, что не доктор. И обе руки у тебя есть, хоть ты и говоришь, что одной нет.
...
Через два часа Сэм пил горячий чай из большой кружки. Левая рука у него была аккуратно перебинтована. Филх быстрыми шагами вошёл в комнату. В его руках тоже была большая кружка с чаем. Несколько минут они сидели молча. Наконец, Филх спросил:
– Так ты на работу в музей устраивался?
– Ага.
– Понятно... Но сейчас уже уволился?
– Они сами меня попросили.
– Ну, разумеется... А сделать похожий футляр попросил у...
– У одного русского. Старый знакомый, мастер на все руки...
– Сгонял в Россию? – поднял брови Филх. На его лицо вновь набежала тень обиды. – А у меня не мог попросить? Да, конечно, я не мастер на все руки! У меня и руки-то нет!
– Понимаешь, не хотелось тебя впутывать в это тёмное дело. К тому же ты все эти дни выглядел таким недовольным. Я попрошу тебя изготовить кое-что другое...
– Может, еще раз сгоняешь в Россию?! – Филх и в самом деле был задет за живое.
– Нет. Никто на всём земном шаре и за его пределами не сможет изготовить это в домашних условиях. Никто, кроме тебя.
...
Здоровье Сэма постоянно ухудшалось, поэтому эксперимент со временем следовало подготовить и провести в ближайшее время. Филху было известно, при каких обстоятельствах компаньон потерял ногу, поэтому, соглашаясь на его участие в эксперименте, понимал: декорации придётся сменить, потому что «боевые учения» пройдут на Марсе.
Хотя первоначально рассматривались и другие варианты. Например, Сэм мог предупредить своего двойника задолго до трагических событий. Но бывший астронавт никак не мог вспомнить, где и в какое время он находился на Земле в те далёкие времена. Тогда он был молод и «вполне» непредсказуем.
Кроме того, Филх, продолжая вырисовывать детали своей картины мира, сказал, что судьба индивидуума с наибольшей долей вероятности прослеживается именно по ключевым моментам жизни. Он назвал такие моменты контрольными точками или узлами. На практике это означало, что двойник Сэма мог ходить по другим дорогам, встречаться с другими людьми, жить в другой квартире. Если же индивидуум избежал прохождения через контрольную точку, значит, ему удалось изменить судьбу, развязать свой узел. А это, в свою очередь, могло оказать влияние на судьбы близких ему людей. И так далее, по цепочке.
Друзья отправились на Марс и обосновались в дорогом, комфортабельном отеле «Аскреус». Филх был известен, хоть и по большей части скандально, поэтому он смог решить все вопросы с перевозкой необходимого оборудования. Для доступа к источнику энергии ему пришлось задействовать свои связи в научном мире, которых было немало, несмотря на вздорный характер учёного.
Филх заметил, что путешествие во времени не только чрезвычайно энергоёмко, но и отнимает много сил у посланника. Поэтому он настаивал на том, чтобы отправить в прошлое голограмму: рисковать без нужды здоровьем друга доктор не собирался.
Временные петли не были очень редким явлением, как успел убедиться Филх, но закономерности в их появлении ему не удавалось выявить. Поэтому оставалось терпеливо ждать, наблюдая за показаниями прибора.
– Годится далеко не каждая временная петля, – объяснял доктор. – Я ввёл такое понятие, как угол пересечения временных слоёв. Для его измерения используется градусная шкала от 0 до 180 градусов. Все пересечения больше 90 градусов для нас не годятся, как бы близко не находились при этом временные слои. Но это не всё. Важен размер петли. Большие петли, которые могли бы воскресить для нас предания давно минувших лет, встречаются сравнительно редко, но не они интересуют нас сейчас. Нас вполне устроила бы петелька меньшего размера, чтобы застать твоё альтер-эго непосредственно перед тем, как оно собирается сделать свой роковой шаг.
3. Новый Тарсис
Перед отлётом на красную планету Филх изготовил портативный «прибор времени», умещающийся в чемоданчике, и друзья таскали его с собой всюду, куда бы ни пошли.
Наконец-то Сэм увидел своими глазами легендарный город небоскрёбов Новый Тарсис! В бытность свою астронавтом, он застал строительство первого марсианского исполина, положившего начало целому городу. Тогда все называли его куполом по старинке, хотя было ясно, что этот красавец не чета «пузырям жизни», покрывающим марсианскую пустыню на участке более двухсот квадратных километров.
Город представлял собой апофеоз инженерной мысли. Своим названием он был обязан месту расположения. Как известно, между северным и южным полушариями Марса простирается обширная равнина Тарсис с необычной морфологией ландшафта. Своеобразность её заключается в том, что это самый гористый район на планете, на краю которого возвышается древний Олимпус – высочайшая вершина мира.
Новый Тарсис удивлял своим кажущимся малолюдьем. На его улицах лишь изредка можно было увидеть проезжающие автомобили, а тем паче людей, прогуливающихся пешком. Некоторые здания напоминали своей зеркальной отточенностью лезвия ножей, острия которых дерзновенно устремлялись в кроваво-красное небо. Другие были призваны освежать в памяти известные земные шедевры архитектурного искусства – в основном их миниатюрными копиями. Сэм глядя на всю эту роскошь, только пожимал плечами: ведь есть же Лас-Вегас, чего же боле?